Внебрачная дочь

Мы с Машей пропадали в галерее, готовя следующую выставку. Мне было стыдно, что Улиточка прочно обосновалась в доме у Черкасовых. Я забирала ее только вечером. Но общение с Мышкой было удивительно полезным. Моя через чур серьезная малышка просто светилась радостью и загадочностью. Ей не терпелось со мной чем-то поделиться, но она молчала, как партизан. И на мои вопросы таинственно щурила глазки и обещала, что скоро-скоро покажет, чему она научилась.

Я знала, что Мышка плохому не научит, и успокоилась. Почти. Потому что занозой в душе все еще сидел Грин. Мы с Булочкой не стали говорить о нем, по умолчанию. Единственное, чем она поделилась, информацией о предстоящей его женитьбе. Сказала, что брак планируется фиктивный, договорной. В остальном, ждали, пока все хоть чуть –чуть остынет. Тем более, Олька так и жила в доме Маши. Конечно, если бы мы были рядом, то разговор по душам был бы неизбежен. А так…

Сегодняшний день обещал быть таким же, как и предыдущие.

Сделав разметку для будущей экспозиции, мы пошли в наш райский уголок выпить кофе и обсудить буклеты. Наша уютная кафешечка, задуманная изначально лишь слабеньким придатком к галерее, неожиданно пришлась по душе людям. И за отменный кофе, который Марат, наш замечательный бариста, делал «как для себя», и за недорогие вкусняшки.

Я плюхнулась на мягкий диванчик и, откусив нежнейший ванильный эклер, чуть не застонала от блаженства.

– М-м-м! Раньше стройность мне была обеспечена полуголодным существованием, а сейчас боюсь растолстеть, – посетовала я и чуть не подпрыгнула от неожиданности. Потому что почти над ухом раздался голос того, кто стал моим самым большим счастьем и самой большой бедой.

– Тебя это не испортит. Двойной эспрессо без сахара, – это уже было адресовано Марату. Я развернулась на голос со скоростью белки, у которой кто-то из дупла тащил орехи.

– Что ты здесь делаешь? – едва не подавившись пирожным, выдохнула я.

Грин стоял возле барной стойки, небрежно опираясь на нее. Как всегда, хорош, до умопомрачения. Как всегда, непокорная черная прядь, падающая на глаза. Темная футболка – поло с расстегнутыми пуговицами. Темные джинсы, обтягивающие бедра. И его привычная ироничная усмешка.

– Мог бы, конечно, сказать, что мимо проходил и захотел кофе, но врать не буду. Зашел поздороваться и поговорить.

– Поздоровался? – мрачно спросила я, пытаясь выровнять дыхание и унять бешеный грохот сердца. Табун мыслей галопом промчался в голове, посеяв панику и растоптав здравый смысл. То, что Грин по-прежнему действовал на меня магнетически, отрицать глупо. Один раз он подобрал код к моим чувствам, и теперь пожизненно владеет им. Во всяком случае, пока. Но общаться с ним я не намерена. Я уже хотела продолжить и сказать: «А теперь мы Вас не задерживаем!» Но он опередил.

– И пока я не поговорю с тобой, отсюда не уйду. И не надо сейчас подражать киношным клише – «я сейчас охрану позову» и так далее. – Снова начал он наезжать, но опомнился и уже более мягко сказал: – Мы должны поговорить.

Маша, видя такое дело, быстренько засобиралась позвонить кому-то, оставив нас наедине. Грин сел напротив меня и припечатал к креслу своим фирменным взглядом, от которого я плавилась и превращалась в настоящего кролика, не способного сопротивляться.

– Я виноват перед тобой. Признаю. Но ты ж мудрая девочка! Та фотография была провокацией, я понятия не имею, что за телка пригрелась возле меня. Бельчонок сказал, что это девчонки решили так прикольнуться. Ты потребовала отчета, а я отмахнулся, потому что был не при делах.

Он говорил мягко, успокаивающе, но я чувствовала в его голосе опаску. Так разговаривают с бродячей собакой, которую зачем-то хотят приручить. И несмотря на всю мою злость, защитные рефлексы убирали свои защитные иголки – так мне хотелось услышать те слова, которых не дождалась тогда.

– Но Бельчонку я вставил. А потом отец попал в больницу, и мне срочно нужно было влезать в дела, в которых я тогда не особо разбирался. Я тебе звонил, но ты не брала трубку. Я психанул. Потом уехал за границу. Знаешь, до чертиков обидно было. Из-за какой-то ерунды ты раздула слона. И моя гордыня заела. Мог бы потом найти тебя, объясниться. Но черт! Я никогда не понимал этих боданий. Решили быть вместе, значит, не надо никого прогибать. Меня бесит, когда в паре начинают считать, кто сколько кому позвонил, кто первый после размолвки идет на примирение. Такого быть не должно! Вообще! И я думал, что ты решила обиженку состроить и чтоб я за тобой побегал.

В голосе Грина снова послышались нотки обиды, но он глубоко вдохнул, подавив эмоции, и продолжил.

– Я не стал искать тебя. Думал, что с любовью покончил навсегда и решил заниматься бизнесом. Но забыть тебя не смог. Ты у меня вот здесь и здесь, – он коснулся головы и груди. И добавил: – А еще мне кажется, в каждой клеточке и каждой капле крови. Прости, я дурак. Мое решение жениться – было ошибкой. И я отказался. Только об этом мы с Лизой не объявили. Мне нужно попытаться спасти свои активы, пока отец не отодвинул от кормушки.