Внеждановщина. Советская послевоенная политика в области культуры как диалог с воображаемым Западом

К концу 1930‐х опера была не просто реабилитирована, но стала преподноситься как высший музыкальный жанр, объединяющий музыку и театр, апеллирующий одновременно и к чувствам, и к разуму и потому способный сильнее воздействовать на зрителя и лучше выразить богатство советской жизни. В вышедшей в 1940 году книге «Советская опера» констатировалось, что ни одна отрасль музыкальной композиции не привлекает к себе такого внимания, как опера, сочинением которой заняты все — от крупных мастеров до молодых дебютантов564. В составленной в конце 1947 года записке «О недостатках в развитии советской музыки» симфоническая музыка, не так давно воплощавшая революционный потенциал в музыке, теперь признавалась буржуазным жанром, а опера, напротив, из жанра условного и буржуазного окончательно превратилась в демократический. Составители записки цитировали слова Петра Чайковского о том, что «только опера сближает с людьми, роднит музыку с настоящей публикой и делает ее достоянием всего народа», и делали вывод, что только этому жанру, «синтезирующему все формы музыкального творчества», под силу «наиболее полно и в доступных формах выразить мысли и чувства народа»565. Из той же записки, однако, следовало, что с воплощением этих идей на практике дело обстоит плохо: все советские оперы на современные темы авторы признали неудачными566. Эта проблема была отмечена и в марте 1947 года в записке «О недостатках в работе Большого театра», в которой сообщалось, что за 30 лет существования советской власти театр не создал «ни одной хорошей оперы, посвященной жизни советского общества» (не считая «сравнительно удачной» оперы «Тихий Дон»)567. За 10 с лишним лет, прошедших с призыва Сталина создать советскую классическую оперу, результат так и не был достигнут — самым близким его воплощением стала постановка в Большом театре в 1939 году «Ивана Сусанина» на музыку Глинки, реализовавшая запрос на классичность и монументальность, но не на советскость.

«Мы очень многого ждали от новой оперы, — признавался Жданов авторам и исполнителям оперы «Великая дружба» 6 января 1948 года, — полагая, что она явится новым шагом вперед в развитии советского оперного искусства и будет представлять собой некий новый уровень развития советской оперы»568. Спустя несколько дней на совещании в ЦК он назвал создание советской оперы крупнейшей стройкой послевоенной пятилетки и объяснил, почему «Великая дружба» стала таким разочарованием: «Если бы эта опера увидела свет, то это было бы большим конфузом для советского государства, ибо зритель воочию убедился бы, что эта опера не отвечает классическим образцам и тому, какой должна быть советская классическая опера»569. Замечание о международном конфузе примечательно: из него становится понятно, что «классическая советская опера» с самого начала мыслилась как представительский проект. Понять его значимость сложно без исторического контекста.

ОПЕРА И ПОЛИТИКА

Проект «классической советской оперы» возник в середине 1930‐х годов, в период активного противостояния СССР странам фашистского блока. Культурное измерение этого противостояния было едва ли не важнее, чем политическое, а интенсивность соперничеству придавала схожесть культурных программ оппонентов: антифашисты заявляли, что стремятся отстоять «истинную» культуру, а тем самым «истинную» Европу, но ровно под теми же лозунгами продвигали свой «новый порядок» сами фашисты570. Немецкая пропаганда называла варварами большевиков, советская пропаганда называла так фашистов — и гитлеровская Германия, и Советский Союз мыслили себя как спасителей европейской цивилизации и подлинных продолжателей великой культуры прошлого. Оба государства объявляли себя прямыми наследниками мировой классики, с подозрением относились к авангарду и модернизму, делали акцент на массовом и доступном искусстве и уделяли большое внимание культурной пропаганде. Культурное соревнование между ними разворачивалось во всех областях: Германия восхищалась советским кинематографом и требовала от немецких режиссеров своих «Броненосцев „Потемкиных“»571. Советский Союз, стремясь объединить под антифашистскими знаменами отверженных немецких писателей, вкладывал огромные средства в публикацию немецких книг: представители СССР утверждали, что на парижской Всемирной выставке 1937 года в их павильоне было представлено больше немецкоязычных книг, чем у самих немцев572. Существовала, однако, область, где величие национальных достижений Германии и связь с великой классикой Советскому Союзу было сложно оспорить: академическая музыка.