Внеждановщина. Советская послевоенная политика в области культуры как диалог с воображаемым Западом

В Советском Союзе новый поворот культурной политики тоже был считан представителями интеллигенции как антизападный. Поэт Ольга Берггольц фиксировала в дневнике: «Почитаешь „Литературку“ — и как кусок говна съешь… Чего стоят уже превращающаяся во всеобщую государственную манию, — западобоязнь, — боязнь каждой ничтожной мелочи, идущей оттуда, боязнь культуры их, вплоть до классической»447. С тем же ощущением профессор ЛГУ Ольга Фрейденберг вспоминала свои впечатления от выступления ректора Александра Вознесенского, который заявлял о необходимости разоблачать людей, увидевших в годы войны заграницу и ослепленных ее «показной» культурой: «Было объявлено самым грозным образом, что заграница есть зло, а мы — добро»448. Интеллигенция видела в ждановских постановлениях резкую смену курса, однако советские культурные чиновники, имевшие дело с заграницей, всячески боролись с представлением о том, что в стране идет война против западной культуры. В начале 1947 года референт ВОКС В. Морозова в отчете о работе с делегацией шведских журналистов писала, что одним из распространенных мнений, с которыми ей приходится иметь дело, было представление о том, что Советский Союз отвергает всю культуру буржуазных стран и препятствует ее распространению. Для опровержения «нелепости» этого утверждения Морозова демонстрировала членам делегации репертуар московских театров за декаду, в котором значилось более 20 пьес западных драматургов, а также водила их в библиотеку Дворца пионеров в Тбилиси, где шведские журналисты узнали, что наряду с Шолоховым, Толстым и Фадеевым школьники читают Купера, Пристли, Ролана и даже Стриндберга. Представитель шведской газеты Aftonbladet, отмечая этот момент в записной книжке, сообщал Морозовой, что это «чудеснейшие факты для опровержения клеветы на Советский Союз»449. Аналогичный эпизод имел место летом 1947 года: заместитель председателя ВОКС вынужден был рассказывать председателю общества «Шотландия — СССР» о существовании в Москве Библиотеки иностранной литературы и о переводах на русский язык и языки народов СССР иностранных писателей, включая современных. Информация оказалась для гостя неожиданной — она противоречила его представлению о закрытости советской культуры450.

Изоляционизм и интернационализм соединялись в советской культуре с самого начала, но в отдельные периоды их соотношение оказывалось разным. Изоляционизм постепенно становился более явным, проявляясь во все более громких обличениях западной культуры и последовательном сокращении контактов с заграницей. Интернационализм, напротив, уходил в тень по мере того, как все менее осуществимой представлялась идея мировой революции. В 1930‐е его последним оплотом стало антифашистское движение: Катерина Кларк называла высшей точкой советского интернационализма 1935 год, когда был заключен антифашистский альянс с правительством Народного фронта во Франции, а в Париже прошел Конгресс писателей в защиту культуры, организацию и финансирование которого взял на себя СССР451. Идея мировой революции трансформировалась тут в концепцию мировой литературы, способной объединить народы поверх государственных границ, но и эта утопия пала в 1936 году — с началом кампании по борьбе с формализмом, а спустя еще несколько лет бóльшая часть ее самых активных агентов оказалась репрессирована452. Естественно предположить, что изоляционистские тенденции в советской культуре набирали силу по мере отступления интернационалистских настроений и в перспективе должны были полностью их вытеснить. Послевоенные годы кажутся тому подтверждением: доступ к западному искусству последовательно ограничивался, культурный обмен и культурные связи прерывались, интерес к заграничной культуре официально становился предметом осуждения — изоляционизм торжествовал, а от интернационализма оставались лишь голые слова о мировом значении советской культуры. Это предположение, однако, не совсем верно. Советская культура не выбирала между изоляционизмом и интернационализмом, поскольку нуждалась и в том и в другом. С самого своего возникновения она стремилась отгородиться от тлетворного влияния Запада и в то же время заручиться поддержкой как можно большего количества западных интеллектуалов, потому что именно с ними были связаны ее надежды на продвижение в мире. Интернационализм был встроен в социалистический проект, но на разных этапах приобретал разные очертания. Мировая революция предполагала единство пролетариев всех стран ради общей идеи и общего будущего, антифашистское движение предлагало интернациональную кооперацию против общего врага: пиком этих устремлений стало военное объединение союзников. Послевоенная эпоха, начавшаяся с резкого ухудшения отношений с бывшими союзниками, сделала невозможным прежний интернационализм, и ему пришлось искать новую форму — такую, которая позволила бы освободиться от Запада как оценщика советских достижений, но при этом сохранить их мировой масштаб.

ОПЫТ ОТДЕЛЕНИЯ