Вниз по кроличьей норе

— Особенная больница, — уточняет Донна.

— Потому что мы сами особенные, — вставляет Боб.

Ильяс несколько раз кивает.

— Ну да, конечно, что бы они тебе сделали?

— Они могли запретить мне играть в «Скрэббл», — говорю я.

Тони чуть не лопается от смеха: «Хр-хр-хр!», и Ильяс через пару секунд тоже смеется. Даже Лорен вроде находит это забавным, и я жалею, что нахожусь не в том расположении духа, чтобы как следует насладиться этим моментом.

— Джордж говорит, что ты была в каком-то кафе. — Лорен выжидает, тыча вилкой в жареную картошку.

— Джордж сказал? — Мне не слишком-то нравится мысль, что Джордж успел что-то кому-то рассказать. — А что еще он говорил?

— Что ты ела тост. — Она чувствует мою неловкость и тут же набрасывается на нее, как собака на кость. — Это что, большой секрет? Еще один?

— А какой другой? — тут же спрашивает Люси.

Делаю вид, будто не слышу последнее замечание Лорен и что вообще все это не более чем дружеские подначки.

— А он не сказал тебе, с чем был этот тост?

— Как будто мне не насрать… — Лорен вдруг приходит в бешенство, ни с того ни с сего. — С собачьим дерьмом?

Если вас интересует мое мнение, то в этих стенах вообще не принято помалкивать в тряпочку. Людей тут хлебом не корми, а дай только перемыть кому-нибудь косточки и выложить что-нибудь про себя, включая и самые пикантные подробности, и мне не стоит забывать, что когда я еще пыталась раскрыть то первое убийство, как раз я этим в основном и занималась. Правда, теперь любые разговоры делают меня напряженной и дерганой. Те, в которых я участвую, или те, которые случайно слышу вокруг, а особенно такие, когда меня нет рядом, но я чертовски хорошо знаю, что они имеют место. Шепотки, понимающие взгляды и двусмысленность. «Почему ты вдруг вздумала удариться в бега?» — спросил у меня Маркус. Теперь я задаю себе вопрос, почему так и не бежала дальше без остановки. Моя б воля, всех бы тут прямо сейчас немедля заткнули — пусть глотают свои пилюли, складывают головоломки и жрут котлеты с картошкой, держа пасть на замке!

Вон как тот же Шон.

Шон. Пусть даже у него было больше причин желать смерти Дебби, чем у любого из остальных, как раз ему-то я на самом деле доверяю. Ну да, я рассматривала его в качестве подозреваемого — но так, типа, всего на пять секунд. Шон не обидит и мухи.

Люси продолжает что-то говорить, но я не вслушиваюсь. Наблюдаю за Колином, «добровольцем», который сидит за дальним столиком на пару с Клэр. Интересно, что за срочная тема вдруг нашлась у этих двоих для разговора?

— Лис?

Я всего лишь звено в общей цепи. Это насчет наблюдения. Я наблюдаю за ними, пока Миа не садится за свободный столик и не начинает наблюдать за мной, а за всеми нами наблюдает видеокамера в углу. Я до сегодняшнего дня над этим вопросом особо не задумывалась, но теперь вдруг понимаю, почему бедный старина Грэм проявлял к нему столь острый интерес. Почему заляпывал объективы камер картофельным пюре и бился башкой об стену.

Полагаю, есть кое-какая разница, поскольку на самом-то деле меня беспокоит лишь один человек, тогда как Грэм не любил, когда за ним наблюдал кто угодно. Беда в том, что этот человек и мог оказаться кем угодно.

— Алиса?

Смотрю на Люси, которая пристально смотрит на меня и говорит:

— Ты витаешь где-то в облаках, детка.

— Припоминает сладкий вкус свободы, — предполагает Тони.

— На вкус это как тот тост с говном, судя по всему, — вставляет Лорен.

Боб тычет в воздух кулаком и орет: «Свобода!», словно Мел Гибсон из «Храброго сердца»[109]. Донна и Люси следуют его примеру, а Лорен затягивает какую-то старую песню Джорджа Майкла.

Не свободы, думаю я. Безопасности. И тут мне вдруг приходит в голову, что та неизвестная личность — мой «кто-то», моя «Тварь» — должна тоже просто-таки лопаться от радости по причине моего возвращения, хотя наверняка пребывала в полном восторге и от того, что я ударилась в бега, для начала. Припоминаю свои ощущения в собственной комнате прошлой ночью. Я совершенно уверена, что тот, кто убил Дебби и теперь хочет убить меня, просто тащится от того, что напугал меня настолько, что я попыталась сбежать.

Так что, может, меня и вернули — аккурат туда, куда эта личность и хочет, — но черт меня подери, если я собираюсь показывать ей, что боюсь!

— Вообще-то это было неплохо, — говорю я. — Немного побыть на свежем воздухе.

— А как именно это было неплохо? — уточняет Донна.

Она вроде отчаянно хочет узнать, каково это — вдруг оказаться на свежем воздухе, и, по-моему, просто с ума сойти, насколько быстро тут люди усваивают здешние порядки. Большинство из них определены сюда на срок не более двадцати восьми суток, но изъясняются они, как приговоренные к пожизненному заключению. Словно сходить в кафе или на работу, или даже просто немного прогуляться во дворе в нормальной человеческой одежде — это то, о чем можно только мечтать.

— Да, давай рассказывай, — требует Лорен.