Со мною рядом был лишь Вергилий. Сияло молодое Солнце, под нами простиралось море. И местность была вовсе не такой, где я заснул в такой приятной компании. Я вполне закономерно спросил у провожатого.
- Учитель... как же мы сюда попали?
- О, это было удивительно. Едва заснул ты, явилась женщина с прекрасными очами. Она сказала, что ее зовут Лучия и она должна тебе помочь. Запросто тебя взяв, она пошла наверх; я же -- за ней. В этом месте она, тебя оставив, указала на вход и тотчас же исчезла...
... Вход в Чистилище представляет собой узкий проход в скале. Учитель двинулся вперед, я -- за ним. В дыре сначала я видел только черноту, но, когда зрение привыкло, рассмотрел три ступени, ворота и привратника, сидящего с закрытыми глазами. Меч в руках охранника так блестел, что я отвел свой взгляд. Раздался строгий голос:
- Стоять! А ну-ка признавайтесь, зачем вы здесь и кто вас сюда привел. Но только не лгать -- поплатитесь!
- Прекрасная жена, - доложил Вергилий, - с небес спустившись, нам явила сей порог.
- Благи ее веленья, - воскликнул стражник, - ну, что же... подымайтесь.
- Проси его смиренно... - шепнул мне учитель.
Первая ступень сделана из столь гладкого белого мрамора, что я увидел в нем свое отражение. Вторая -- шершавый, черно-пурпурный, будто бы обгорелый камень -- весь в трещинах. Третья -- огненно-алая, идеально ограненная. Порог же -- чистый алмаз, на нем хранитель и сидел.
Я упал перед ногами привратника и трижды ударил рукою в свою грудь. Тот семь раз концом меча начертал на моем лбу букву "Г", сказав при этом:
- Когда войдешь, смой след этих ран.
Из своих пепельно-серых одежд он извлек два ключа --серебряный и золотой -- и отпер вход, при этом разъяснив:
- Если бы что-то было не так, один из ключей не зашел бы в скважину и не провернулся. Их дал мне Петр. - Створы раскрыв, он торжественно провозгласил: - Проходите, но знайте: кто оглянется -- тот будет изгнан.
Когда мы двинулись, сквозь далекий гул я слышал слова гимна "Те Deum"... Едва мы очутились с той стороны прохода, из-за дурной любви людей запрятанного в тайне, ворота захлопнулись. Я нашел в себе мужества не оглянуться, хотя какая-то сила меня так и подмывала это сделать. Мы поднимались по промыву в скале, узкому и не приспособленному для ходьбы. Вышли мы к месту небезопасному: тропинка шла вдоль высоченного обрыва. Сам вид учителя говорил о том, что он не знает, куда идти нам дальше -- налево или направо -- в обе стороны подъема не наблюдалось. Под нами -- попасть, над нами -- вертикальная беломраморная скала. Тут я заметил, что вся стена буквально испещрена каменной резьбой. Один из барельефов изображал ангела, склонившегося к благословенной Марии. Я оцепенел от восторга. Другая картина в камне повествовала о том, как на волах везут Ковчег. Казалось, народ, святыню окружающий, поет, ладан -- дымится, царь Давид, идущий впереди, танцует, а его жена Мехолла, глядя из окна, вся полна негодования. Третий барельеф рассказывал о чуде папы Григория, по чьей молитве из Ада был освобожден кроткий Траян. Вдова надрывно слезы льет, требуя отмщения, ее окружили всадники, а в золоте знамен парят орлы... А ведь мы, подумал я, на Земле -- лишь только черви, в коих даже нет намека на мотылька, который из тьмы однажды выпорхнет на Божий Суд...
- Отвлекись, - шепнул Вергилий, - нам навстречу шествует толпа. От них узнаем верный путь.
Идущие не очень-то и были похожи на людей. Когда они приблизились, стало видно, что эти тени, согнувшись, на себе несут большие камни и сами же себя бичуют. Издалека они напоминали червей.
- Да снизойдет на вас, - обратился Вергилий к душам, - Божья благодать! Не знаете ли вы, где здесь тропа, ведущая к вершине? А, может, есть такое место, где склон не столь отвесен... Мой спутник из живых, он не сможет преодолеть такую кручу.
- К месту отрады есть дорога, - донесся из толпы усталый голос, - ступайте-ка направо, с нами, там найдется проход, который и живому по силе будет. Эх, если бы не камень, я б распрямился, чтобы рассмотреть пришедшего с Земли...
Несмотря на то, что тяжкий труд скрутил доброжелательные тени, нескольких из этих душ мне удалось узнать. А мире живых они считались хорошими людьми, но все имели слабость: слишком были горделивы...
...Когда мы дальше шли, учитель посоветовал взор обратить к стопам -- так якобы я отвлекусь от тяжести пути и даже развлекусь. И правда: плиты, по которым мы ступали, были украшены резьбой, изображающей примеры чрезмерной гордости. Я видел Люцифера, свергающегося с небес; Бриарея, к земле прижатого собственною тяжестью; Аполлона лона, Марса и Палладу, в доспехи облаченных, взирающих на поверженных ими гигантов; царя Саула, на свой же меч упавшего, врагами окруженного; Арахну дерзкую, наполовину в паучиху превращенную... Столь мастерских работ нигде я раньше не встречал. И вправду: восхищенный искусством мастера, я совершенно позабыл усталость, и даже не сразу отреагировал на окрик учителя:
- Ангел! Сын, смотри...