Вниз, ввысь, к первопричине (СИ)

   - Разум видит далеко не все, зато есть сила веры. Во всяком веществе присутствует творящее начало, исполненное силой, невидимой в бездействии. Эта мощь явит себя через проявления: так жизнь дерева видна через его листву. Нам не дано постичь, откуда у нас берется душа, как рождаются потребности и почему даровано нам право выбора. На земле мы можем отвергать или приветствовать любовь -- будь она благая или порочная. Свобода -- закон всех смертных, спущенный с небес. Пусть даже любовь дается нам извне: душа вольна ее изгнать. Беатриче это называет свободой воли...

   ... Меж тем на небесах уже хозяйкой двигалась Луна. Я стоял как будто в полусне, но поволоку дремы с меня как будто сдул истошный крик. Я различил толпу теней, бежавших вдоль стены: мне было ясно, что это -- уязвленные благой любовью. "Скорей, скорей! - визжала одна душа: - Любвиобилью не положено быть вялым! Без энергичного усилья к нам милость не сойдет... " Вергилий не преминул обратиться к этим суетливым существам:

   - Пусть с вами да пребудет благодать! Со мной идет живой, его наверх веду я. Может кто-то из вас знает, где проход?

   - Бегите с нами! - кто-то крикнул: - Только не отстаньте. Ноги сами нас несут, остановиться мы не в силах. И дозвольте передать вам мою земную жизнь...

   Мы поспешали, выслушав рассказ. Добрая душа там, на Земле при Фридрихе Барбароссе была аббатом монастыря Сан-Дзено, что в Вероне. Когда городом стал править Альберто делла Скала, последний поставил над аббатом своего в грехе зачатого сынка, который отличался уродством тела и души. Старый же аббат... мы так и не успели дослушать повесть, ибо суетливая толпа нас безнадежно обогнала, я снова провалился в дрему.

   Мне снилась женщина. Вместо рук у нее были культи, лицом она была желта, с глазом кривым, да еще хромала. Странно, но я на нее глядел без неприязни, да и она смотрела дружелюбно. Помолчав, калека даже не произнесла, а тонким голосом запела:

   - Я та самая сирена, которая рассудок отбирает у мореходов. Именно мой сладкий голос когда-то совратил с пути Улисса. Кто мной пленится, редко от моих чар уходит. Я могу...

   Она не договорила, ибо подле возникла святая и усердная жена, отчего уродина смутилась. Я обернулся к моему проводнику:

   - Кто она?

   В этот миг пришедшая, хватив сирену и порвав на ней одежду, вспорола ей живот. В воздухе разнесся смрад...

   - Сын, вернись! - донесся до меня голос Вергилия: - я уже долго тебя зову. Вставай, нам нужно обнаружить лаз.

   Гору уже ласкали лучи дневного светила. Хотя я шел давимый грузом мыслей, шагалось без труда. С высоты донесся голос: "Приидите, ступени здесь..." То был ангел: обмахнув нас своими крыльями, он добавил, что плачущие счастье обрели.

   Учитель видел, что я думою томим и попросил ему все доложить. Выслушав, Вергилий рассудил:

   - Во сне к тебе пришла колдунья древности. О ней скорбят те, кто выше нас и ты знаешь уже, как с ней разделаться. Но довольно колебаться -- обрати свой взор к предвечной высоте!

   Я встрепенулся, скинув с себя гнет размышлений. Вступая в пятый круг, я увидел тени, которые лежали навзничь и рыдали. Над ними слышалось: "Adhaesit pavimento anima mea!"

   - Избранники, - обратился к ним мой проводник, - ищущие освобождения в правде и надежде! Скажите, где отсюда выход в верхний круг?

   Один из плачущих, чуть приподнявшись с видимым усильем, нам сообщил, что наш путь -- направо. Я, опустившись на колени, не преминул спросить у тени: кем она была? Оказалось -- римским папой. Слишком, правда, поздно он познал, что жизнь земная лжи исполнена.

   - Душа моя, - призналась тень, - томима была мирским, но выше я встать сил не имел, а потому был жалок и далек от Бога. Все, кто здесь лежит и слезы льет, страдали непомерной жадностью. Движенья наши скованы, покуда это угодно небесам. Но... почему же ты ко мне так низко наклонился...

   - Из уваженья к сану.

   - Встань, брат! Ты ошибаешься. Мы все -- лишь сослужители Владыки. Иди, оставь меня наедине с моею скорбью...

   ...Мы шагали мимо лежащих душ, из глаз которых сочилось зло. О, древняя волчица, в чьем ненасытном голоде все тонет! Будь ты проклята... Когда же явится способны изгнать ту тварь...

   Здесь я немало встретил тех, кто были славными монахами, родоначальниками правящих династий. Пусть Господь да будет им судьей. Не успели мы миновать когорту скорбную, гора вдруг затряслась. Нас обдало холодом -- вдоль склона прокатился крик: "Gloria in excelsis!" Мы замерли: эти слова однажды ночью пастухи услышали -- то пели ангелы, возглашавшие рождение Спасителя.

   Я представил, будто сам Христос явился на дороге двум ученикам после того как склеп Спасителя раскрылся. На самом деле то была душа, шагавшая над распростертыми телами, которая воскликнула, к нам обращаясь:

   - Братья, да пребудет с вами мир Господень!

   - Да приимет с радостью, - ответил мой учитель, - тебя мир горний, меня отвергший!

   - Но если вы, - спросила нас душа, - не призванные тени, кто вас воззвал подняться в гору...