Внучка берендеева. Третий лишний.

...скинуть и шубу, и шапку, перстень убрать. Посох. Только куда его денешь? Под кровать разве что... под кровать войдет, и если обернуть тканиной какой, то не сильно запылится.

Шуба легла на плечи, тяжеленная, как небосвод.

...а действо все длилось и длилось. Ей, похоже, нравилось дразнить бояр, показывать власть свою. И призрак царя - Арей даже начал сомневаться, жив ли тот - давал этой власти некую законность.

...когда все закончилось, солнце поднялось высоко.

Припекать стало.

Сыпануло светом на красные крыши, на золоченые флюгера, которые были ныне бездвижны. На окна. Подсветило узкое лицо древней царицы, отчего то сделалось злым, раздраженным. А вот царь, не нынешний, кажется, придремавший на троне, но тот, что присутствовал в витражах назидательною памятью потомкам, полыхнул ярко.

Мол, глядите.

И помните.

Вернуться Арею не дозволили.

Первой встала царица, и бояре спешно согнули спины, кланяясь. Мол, здоровья тебе матушка, долгих лет... не оставь милостями... и сдохни где-нибудь сама, чтоб нам руки не марать. Нет, этого никто не произнес, да только слова не нужны были. Все и без того чувствовалось явно.

Арей тоже поклонился.

И потому не видел, как уходил царь. И уходил ли. Вынесли? Когда загудели трубы, дозволяя спину распрямить, золоченый трон пуст был.

- Вот с... - сказал кто-то и на всяк случай ткнул пальцем в псицу, что на ступенях крутилась, дескать, о ней, матери собачьей, речь идет. - Ишь как высоко забралась.

- Гнать ее, - хмыкнул Жучень, бороденку оглаживая. - Гнать, пока не навела от таких же, шелудивых...

А к Арею подскочил человечек махонький, юркий, цапнул за рукав и за собою поманил. Мол, пойдем, боярин, и немедля. И перстенек под нос сунул.

С птицею-сирин.

Чтоб, значит, понял, кто зовет и перечить не вздумал.

Арей кивнул.

...к золотым портьерам, к дверце, за ними спрятаной, махонькой, в которую только и вышло, что боком протиснуться. Ход за дверцею узкий и тесный, человечек-то легко ступает, а Арею неудобственно. Посох опять же, который вверх не поднять - потолок низкий. Шуба подолом пылищу метет. Кольцо палец сдавило, стянуть бы, но...

Арей терпел.

Шел.

Так быстро, как умел, а все одно догнать провожатого не выходило. Вот же, и хром тот на обе ноги, и горбат, чего зеленый кафтан скрыть не способен, а ловок - куда там здоровым.

Наконец отворилась другая дверца.

Беззвучно.

Пахнуло медвяным цветочным ароматом, теплом по ногам потянуло, и провожатый рученькой указал, мол, туда иди. А сам к стеночке.

И в стеночку.

Хозяин, стало быть? Иль кто из младших? Сказывали, будто бы Хозяева в тереме царском не приживались, будто бы чар тут всяких наставлено было, от которых оне силу теряли.

Врали, значит.

- Будь гостем, - молвила царица. - Проходи, Арей... шубу примите...

...ее покои были обыкновенны.

Пожалуй, на матушкины похожи. Только побольше.

Потолки высокие цветами расписаны и птицами райскими. Краски яркие, птицы что живые, перелетают с ветки на ветку, того и гляди, запоют.

Оконца узкие.

С витражами.

И вновь сидит на камне дева златовласая в платье простом, а у ног ее лебеди и утицы. Кормит она их? Или просто приманила? Картина благостная, да только отчего-то при взгляде на нее дрожь пробирает.

...а шубу приняли.

...подскочили девки в летниках простых, пусть и из шелку шитых. Взяли с поклоном, унесли. Принесли стульчик махонький, резной.

Стены беленые коврами прикрыты, для теплоты, ибо даже летом в тереме каменном холод идет. Не спасают от него ни жаровенки с углями, ни алый камень, магией напоенный. Камень горяч, и воздух над ним подрагивает.

- Меду? Квасу?

- Воды, если можно, - Арей садиться не смел.

- Воды? Тоже боишься, что отравлю? - царица склонила голову набок. И так молода вдруг сделалась, даже не молода - юна, что весна первая.

...только разве ж весна позволит запереть себя в клетке золотой. А покои эти клетка и есть. И девки услужливые, и старушки, что на сундуках посели, вперились в Арея бельмяными глазищами - не дозволит ли он непотребного - как есть надсмотрщицы.

- И в мыслях не имею, - Арей посох к стеночке прислонил, зело надеясь, что не грохнется он. - Но жарко... вода хорошо жажду утоляет.

- Что ж, если так...

Рученькой махнуло и воду подали, студеную, ключевую, будто только что из родника взятую. Выпил и зубы заломило.

- Доволен ли ты ныне, Арей?

- Благодарю, матушка...

...хотя бы за воду, поелику пить и вправду охота была.

- ...не спеши... я тебя не для того позвала, - она присела на стульчик сама, и девки метнулись с подушками да опахалами, с подносами махонькими. На одном - яблочки лежат моченые, на другом - орешки, на третьем пряники... еще что-то было, а что - Арей не разглядел.

Завели, закружили хороводом, загомонили разом.

- Кыш, - велела царица. - Прочь подите. Не мешайте.

Отступили, но не ушли, посели на полу, на подушках со своими подносами. Слушать станут? Сколько средь них соглядатаев? Каждая вторая, если не каждая первая. И стало быть, все, о чем в этое комнате говорится, будет известно за порогом. Плохо это? Хорошо?

Как уж есть.

- А ты все ж присядь. Подушечку возьми. Не люблю, когда люди надо мной возвышаются.