Внучка берендеева. Третий лишний.

Сказано это было с улыбкой, да вновь же от той улыбки подурнело. Экий он чувствительный становится, равно девка...

Арей присел на пол.

Ноги скрестил.

Руки положил на колени. Мало ли... невозможно и подумать, чтоб царицу-матушку без охраны оставили. И если Арей ее не видит, не значит, что нет ее вовсе. Небось, в стенах сокрыто ходов немало.

И в иные можно лучника посадить.

А то и двоих.

Померещится им, будто гость царицу-матушку обидеть желает, и соскользнет палец с тетивы...

- Вот и славно, вот и молодец, - царица всеж взяла горсточку изюму. - Признаться, были у меня опасения, что гордыня твоя над разумом верх возьмет. Но сородич твой уверил, будто ты парень разумный...

Арей вздохнул.

- ...и поймешь, что желаем мы с супругом тебе лишь добра.

...от иного добра бегчи надобно, но с побегом Арей опоздал. Сам виноват.

- И чтобы разрешить твои сомнения, позвала я тебя сюда. И тебя, и невесту твою. Прогуляетесь по саду, перемолвитесь словом-другим. Глядишь, и по сердцу девка придется. И ты уж, боярин, постарайся ей глянуться. А то в последние дни слезлива сделалась, болезна... после скажут, что я ее умучила.

И вновь улыбка мягкая.

Сердечная.

Мол, ты ж в этакое не поверишь?

Не поверит.

- Тогда иди... и гляди там, без вольностей... все ж таки под моею опекою она, если учидит чего, я ж виноватая и буду. Ты и вправду постарайся ей понравиться.

Сие прозвучало приказом.

Арей вздохнул. Он крепко сомневался, что боярыне благородное не донесли, кто он таков, да со всеми подробностями, и потому понравится ей вряд ли возможно будет.

Провожала на сей раз девка.

В красном летнике.

С косою толстенной, лентою ж алой перехваченною.

Шла она споро.

...а шуба у царицы осталась. И посох. И стало быть, нового визиту не избежать. Что ей, венценосной, на самом деле от Арея надобно?

Ведь надобно.

Иначе не стала бы в гости зазывать. Бояр дразнить? Они ныне раздразненные, куда уж дале... девица идет, коса раскачивается, что маятник. И нынешний путь лежит по белым коридорам, по галерее открытой, чтоб, значит, видели люди добрые Арея... ну и он на них поглядел.

Сверху.

Нестерпимо захотелось плюнуть на высокие боярские шапки. И осознавал Арей, что сия выходка - даже не детство, а глупость несказанная, но сдержался с трудом.

А галерея свернула.

Мимо дверей запертых, перед которыми рынды застыли в белых кафтанах.

Мимо палат расписных, где боярыни собрались родовитые, посели на мешках, шерстью набитых, что куры в курятнике, и квохчут, и ругаются, а Арея завидели и разом смолкли.

Неуютно сделалось.

Тут не один барышник, тут целый выводок. И впору отступить, но девица оглянулась, проверяя, идет ли Арей следом.

Идет.

Куда ему деваться от царское-то милости?

Вновь загомонили боярыни, уже в спину, без малейшего стеснения обсуждая, что царица-де ноне вовсе разум утратила, если беглого раба в бояре возвела. И пусть не раб он давно, но все одно не порядок.

А если порядок, то этим порядком пользоваться надобно.

- Куда твою Аруську? - визгливый бабий голос долетел в открытую дверь. - Ты своего перестарка уже под любого подложить готовая...

- Не перестарок она! И справная. И крепкая телом, не то, что твоя... дунешь и ветром унесет. Такая и дите не народит. А моя...

- ...и народит, и мужа в могилу сведет... или сам в могилу сбежит от такой-то женки...

Кто-то вскрикнул.

Бахнуло...

Рынды стояли, глаза прикрывши. Им, видать, не в первый раз такое слушать было. Арей же только головой покачал: этак его и без царицы оженят, согласия не спросивши.

...девка вывела в сад.

Как сад, до того, что при Акадэмии был, ему далеконько. И тесно тут деревам, и неуютно. Растут, но норовят перекривится, перекрутиться, будто бы тошно землице от игрищ людских. Ветви опустили до самых дорожек, а те, белым камнем мощеные, вьются, перетекают меж пышными кустами.

Цветами пахнет.

Шипшины куст белой раскинулся, манит пчел, да только что-то ни одной не видать. И бабочек нет, и птиц не слышно.

Мертвый сад.

- Тут ждите, - велела девка, на лавку указав, которая под шипшиновым кустом примостилась. Арей и присел. Ждать так ждать, все одно раньше, чем выпустить решат, не выберешься.

Солнышко пригревало.

Тихо было.

И в этой тишине отпускало душу. Ком в горле стал. Кричать бы... а он шипшину нюхает и дивится, что запах ее густой, тяжелый, так неприятен.

...яблони-то отцвели уже.

Жаль.

...он почуял ее присутствие раньше, чем увидел. Просто обернулся.

Никого.

А изменилось что-то, неуловимо, но все же... убыло? Прибыло? Не понять.

Арей поднялся.

Идет по дорожке девица... красивая? Сложно понять. На Ильюшку похожа, бывает такое, что увидишь и сразу понятно, чья родня. Высока. Стройна.

Худа даже.

Личико вытянутое, носик длинноват, но ее это не портит. Глаза круглые, покатые и бровки домиком, отчего кажется, что боярыню все вокруг удивляет немало. И ступает-то она медленно, словно во сне. А за спиною вторая виднеется.

Ее-то Арей сперва за служанку принял, но после понял: ошибается. Похожа она на сестру и брата, хотя тут этое сходство слабое, едва уловимое.

Тоньше.

Волос темен, кожа смугловата, глаза темные посверкивают...

- Доброго дня, боярыни, - Арей поклонился.