Внучка берендеева. Третий лишний.

- Тебе кажется, что твоя любовь все одолеет. Может, и так... только... что дальше? Вот уедете вы в его деревеньку. Он заклинать землю станет. А ты? Бабам обереги мастерить? Для детей их сопливых, для скотины, птичников... не от демонов защиту, а от лис да хорьков? И будут тебя почитать в округе. Кланяться кадушкой меда и огурцами солеными. Или грибочками там...

- Зачем ты это говоришь? - глаза жгло.

Нет, Люциана не расплачется. Не хватало еще перед этим слабость подобную выказать. Она будет сидеть.

Улыбаться.

В глаза его синие улыбаться. И не думать о словах жестоких.

- Первое время, допускаю, тебе будет интересно... новизна... как мой батюшка выражаться изволит, экзотика полная. Но потом она прискучит. И останется рутина. Уборка. Готовка. Руки в мозолях. Бессонница. Понимание, что жизнь твоя вряд ли переменится. Разве что одна деревня на другую. Или на городок поплоше. В больших городах конкуренция. Там чужаков не любят. И не найдется твоему Фролу нормальной работы. Через пару годиков ты приспособишься. Родишь ребенка. Или двух-трех. А то и пятерых... чем еще тебе заниматься? То, чему тебя здесь учили, из головы повыветреется. К чему знания, которые не используются? И станешь ты, Люциана, обыкновенной бабой... может, торговаться приучишься. Скандалить... надо же как-то душеньку отводить. А она-то будет помнить, что имелась у тебя перспектива...

Никодим глядел прямо.

С вызовом.

Но хуже всего, что не было в синих глазах его насмешки.

- Потому и прошу. Подумай.

- Я...

- Его любишь. И он тебя, понимаю, - Никодим наклонил голову. - Но надолго ли твоей любви хватит? Та жизнь, которую я нарисовал, она ведь не для тебя, Люциана. Да и Фрол твой. Он пока на тебя молиться готов. Но со временем... он ведь привык к другим женщинам. И сколько будет терпеть ту, которая хозяйством заниматься не приучена? Разве задумается о том, что ты стирать не умеешь? Или готовить? Ему нужны будут обеды-ужины и чистая одежда. Порядок. Его ведь будут в хвост и гриву пользовать. Высасывать до дна. А силы любовью не восстановишь. Тут покой надобен. Уют. Ты же не сможешь его дать. И вот весело будет. Сударь магик в грязных рубахах. Или в драных. На деревнях такое видят и не прощают. Будь ты хоть трижды боярыня, а если пошла за мужика, будь добра за ним глядеть. И начнутся у вас ссоры... нет, сперва оба терпеть станете. Ради вашей великой любви. Потом кто-то да не выдержит, упрекнет... второй ответит. Слово за слово... первая ссора. Вторая. И третья... и там уже не дом - развалины. Нет, может, и сживетесь, да мнится, что не простишь ты ему этакой жертвы. Ответной ждать станешь. А ответить сообразно он не сумеет. И если сам поднимется, у него силенок хватает, признаю, но на двоих эту силу не разделишь... вот и спрашиваю. Готова ли ты, Люциана, к такому?

Скрипнул паркет.

И значит, спешит наставник. Бежит почти... всегда-то он торопится, все-то бегом, суетливо, и раньше сие Люциану не раздражало. А теперь обидно сделалось. Он опоздал, а ей гадости слушать пришлось. И мало что слушать, так нет, попала ядовитая игла в самое сердце. В нем и засела.

Крепко.

Ни вдохнуть. Ни выдохнуть.

- Подумай, - повторил Никодим шепотом. - Готова ли ты принести в жертву не только отцовские деньги, но и все свое будущее...

...скрипнула дверь, отворяясь.

- Добрый день, господа студиозусы... - старый магик был норманном и говорил по-росски хорошо, хоть и слова растягивал, отчего казалось, что он вот-вот запоет...

...поле.

...дождь шел всю ночь, и ныне небо смурное, насупленное. Трава обсохла, но не земля под нею - ступишь и разлезется зеленый ковер, подсунет ледяную лужицу под ногу. И промокнут нарядные чеботы.

...осень уже. Первая неделя.

Год последний.

А все одно странно... осень... и к весне надобно решать... батюшка сказывал, что сватались к Люциане. Он радый... давно ведь позабыли сваты дорогу к терему их, с тое поры, как четверых завернула... Магичка? Какая из Люцианы магичка... ей о другом бы подумать.

А она...

...и сваты.

...Никодим, сволочь, не отступился. Он упертый, коль втемяшится чего, то не отступит. Батюшку обхаживает, нашептывает, что, мол, до чего славно... Люциана магичка и он маг... и детки с даром будут... оба рода прославят... единственный сынок. Наследник.

За него многие были бы рады дочек отдать.

А он за Люциану... пусть и перестарок. По обыкновенным-то меркам перестарок. Вона, подружки сердечные давно уже мужние бабы, и кто с дитем, а кто и с тремя. Она же, Люциана, все кобенится. И батюшке не понять, с чего.

Сказал даже, что, коль Никодим нехорош, то пусть сама Люциана хорошего найдет.

Странно, что он не выдал.

Нашла уже... только не примет... холопа-то... в зятья... и правду говорит Никодим... позор... в столице такого еще не случалось, чтобы боярыня родовитая и за холопа... и не только в столице, во всем царстве Росском.

Как приключилось подобное?