Внучка берендеева. Третий лишний.

Особливо ежель свесть его с норманнскою коровой, которая зело молочная и молоко жирное дает, по ведру за раз, хотя ж сама и не сказать, чтоб велика.

- Но как водится, им было мало. Зачем довольствоваться тем, что выпало милостью богов, когда можно взять больше? И полетели колесницы, понесли магиков. Пали соседние царства одно за другим, склонили головы. И потекли вереницы рабов в благословенную землю.

И вправду идут люди.

Понурились.

Под ноги глядят, а может, на сами этие ноги, цепями спутаные. И над ними высится будто бы человек, а может и не человек. Тело человечье, а голова звериная.

Скалится.

- Наступила новая эра. Золотой век. Потомки богов не сеяли и не жали, не разводили скот, не занимались никаким иным делом...

Женщины и мужчины.

Веселятся будто бы, только как-то страшно мне глядеть на этакое веселье. Стоят люди в нарядах диковинных, вовсе срамных. На мужиках юбки. На бабах платья, но такие, что гляжу и краснею... да не в одежах дело. На лица гляжу, а оне - будто бы и не лица, как есть хари звериныя.

- С обыкновенными людьми они не соединяли кровь, но лишь друг с другом. И дети стали рождаться больными и слабыми. Ленивыми. Поколение за поколением утрачивали они, что силу былую, что знания... кому было передавать их, когда ученики приходили глупые да ленивые?

Люциана Береславовна закрыла книгу.

- И однажды случилось так, что рабы, которые размножились и заняли плодородные земли, восстали против хозяев. Поняли, что не осталось больше магов. В гневе истребили они почти всех. Уничтожили род Баст, людей-кошек и Сетхов-змей. Анубисов, Быков...

Она произнесла это печально.

- А когда последний из отмеченных древней кровью ушел в загробный мир, то и чары, землю хранившие, развеялись. Не прошло и десяти лет, как обмелела великая река. Пустынные ветра иссушили русло ее, растрескалась земля... мор поразил скот, а затем и людей. Уцелевшие же умерли с голоду...

- А вивернии...

Ежель все померли, то как вышло, что Архип Полуэктович остался? Он-то живее прочих, ноне вон бежал да все приговаривал, что мы, дескать, стараемся плохо, коль позволяем старику себя обогнать. Ага... старику... бежит и парасольку новую над головой держит.

От солнца, стало быть.

В лысину печет.

- Род виверниев всегда отличался любовью к перемене мест. Вивернии покинули земли страны Шемет задолго до восстания. Сначала они пересекли пустыню, вроде как желали убедиться, что за краем ее есть иные страны. Поднялись в горы, что отделяют Шемет от прочих земель... там и остались. Родовое гнездо, куда рано или поздно, но Архип вернется. Я так думаю... он как-то обмолвился, что его пока не позвали. Вивернии долго живут, дольше магов. И по их меркам Архип еще очень молод. Самое время ему пожить среди людей...

Я кивнула.

Раз так то... птицы вона кажный год возвертаются к гнездам своим, а вивернии, хоть от соловьев отличные, да все твари Божинины.

- Что-то мы с вами сегодня заговорились, Зослава, - произнесла Люциана Береславовна, альбом свой прикрыая. И нежно так обложку погладила. - Но спасибо... и будете зелье варить из черноягодника, аккуратней. Коварное растение.

Глава 12. О тяжкое жизни семейное

Глава 12. О тяжкое жизни семейное

Щучку он заприметил издали, пусть и обличье она сменила. Куда подевалася бесшабашная девка, которой самое место в воровском шалмане? Боярыня прогуливается, а может, купчиха. Не первое сотни - те-то все больше на возках ездют, берегут ноженьки, но из второй точно.

На ней летник из саксонское гладкое ткани.

Шапочка бархатная да с опушкою из лисицы. На плечах шубка лежит новомодная, вязаная, про которые бают, будто бы протянуть такую скрозь колечко можно... а вот собой девка не сказать, чтоб хороша. Но и некрасивою не назовешь. Личико круглое да в конопушечках, щедро солнцем обласкано. Носик пухлый. Губки круглые. Бровки домиком.

Коса тяжкая мало что не до пят самых спускается.

- Доброго дня, сударыня, - Еська вежливо поклонился. - Где амулетик взяли?

- Где взяла, там уже нету, - ответила Щучка.

И глаза блеснули гневно.

От что он ей сделал? Ничего. Он тоже руки воровской царевны не искал. И от нынешней встречи отказался б, когда б не пришло письмецо на мятое бумаге. В нем ни словечка, только загогулины две кривоватые, будто бы детскою рученькою малеванные. Попадет письмецо в чужие руки, да и сгинет непрочитанным.

- Вам он к лицу, - не сдержался Еська.

- Рада.

Она шубку сползаюшую поправила. А от руки отказалась. Зря, Еська, может, вежливый, его, может, учили манерам всяческим... этикетам... даром что ль он того саксона до седых волос довел?

- Прогуляемся? - предложил Еська и на ворота Акадэмии покосился.

Надо было братьям сказать, да... по возвращении оправдываться пришлось, что сбег. И не до новостей этаких. Потом как-то и не к слову было.

- Прогуляемся, - сквозь зубы ответила Щучка.

Шли неспешно.