Внучка берендеева. Третий лишний.

- На самом деле это те же оборотни истинно магического свойства, у которых вторая ипостась рептилоидного типа. С настоящими драконами общего у них немного. Настоящие драконы огромны. И если разумны, как полагают иные, то разум этот настолько нечеловеческого свойства, что не стоит и пытаться понять его. Виверны - младшая ветвь отряда драконообразных. Вы должны помнить, что отличаются они меньшими размерами, повышенным уровнем агрессивности... в целом, не особо умные, но крайне злобные создания с весьма прочной шкурой. Она весьма, к слову, ценится. Как и кости. И кровь... кровь виверния, Зослава, входит в состав нескольких весьма редких снадобий. И этим снадобьям придает особую силу.

Я слухала и кивала.

Драконы.

Виверны.

И вивернии... а что, есть же волки обыкновенные и такие, как Елисей. Или вот медведи и берендеи. Отчего тогда виверниям не появиться.

- На юге о виверниях знают. Более того, почитают, как потомков змеиного бога Сетха... не самое доброе божество, но и у нас Моране кланяются, пусть и не добра она.

...это как сказать, помнится, баила тетка Алевтина, что порой Морана милосердна, только милосердие этакое не кажный понять способен.

- Некогда... давным-давно, в стране Шемет, которую ныне поглотили пески пустыни, - взгляд Люцианы Береславовны сделался задумчивым. И чаю она мне подлила... и я пила, не думая об том, что времечко ныне позднее, а урок наш, который и не урок вовсе, затянулся.

Говорит человек.

Знать, устал молчать. Одиночество - оно ж тяжкая ноша, не кажный выдюжит. И жаль мне было ее, Люциану Береславовну, слишком гордую, чтоб через себя переступить, и оттого несчастную.

Хотелось ей славы?

Не сбылось.

Любви?

Не срослось.

И я б помогла, да чем? Разве что тем, что слухаю. Чаек вот пью духмяный, гляжу, как сумеречные тени ложатся на подоконник. Думаю... а не думаю, привыкла уже не думать, потому как... Арей вон к невестушке ездил.

Сказывал о том весело, с усмешечкой, мол, нечего мне бояться... да и клятву ж он дал, через которую не переступит. Только все одно больно сделалось. И обидно. А с обиды той вспыхнула угольком дареная монета, напоминая, что есть у меня отныне еще один жених. И мнится, не готовый он будет отступить, свободу мне, глупое, даровать.

Не для того сватался.

- ...и в той стране люди и боги жили вместе, и боги даровали детям своим не только тайное знание, магию истинную, но и способность менять обличье по своему желанию. Были люди-птицы и люди-шакалы. Зверь такой, навроде волка. Люди-кошки и люди-змеи... сохранились рисунки. Будьте добры, подайте вот тот альбом, - Люциана Береславовн указала на толстую книжку в кожаном переплете. - В свое время меня очаровали Аристарховы истории... а Фрол рисовал. Он великолепно рисует. И если бы пожелал стать мастером-артефактором, то за его творениями очереди стояли бы. У нас ведь как, или мастер талантливый, а фантазии нет, или фантазия есть, но мастерства не хватает. Вот и получаются артефакты грубые, некрасивые. И приходится носить.

Альбом был тяжеленным, как в руках удержала. Не книга - валун цельный. И то мне, а обыкновенному человеку его вовсе не поднять.

- Чеканка, - сказала Люциана Береславовна, принимая книженцию легко, будто вот не было в ней того весу, который я ощутила. - Одно время он баловался...

Баловсто?

О нет. Дивная то книга была. Страницы из тонкое кожи. А на них креплены пластины.

Нет, не серебро и уж тем паче не золото. Мнится, что дороги они б были для обыкновенного студиозуса. Но металл. Вот медь краснотой отливает. И бронза. И железо темное, рудное, заговоренное. Кажная пластина с ладошку. Но и того мастеру хватило.

- Это река, которая некогда текла по пустыне, - пальчик Люцианы Береславовны скользит по змеиному хребту забытое реки. - Она дарила жизнь среди песков... а вот это великие пирамиды. Их строили как гробницы для детей богов... боги ушли, а дети их остались, хранили землю Шемет.

И на пластине этое каменные пирамиды гляделися огроменными.

- Вот дорога солнца... когда умирал очередной правитель, то тело его оборачивали мягкой тканью, вымоченной в особом растворе. Уклыдвали на ладью из золота. А ее уже волокли белые волы с вызолоченными рогами.

Волы - это навроде быков наших, как я поняла, только рогастее. У наших-то рога спильвают, поелику зело бодучие оне. А те, шеметские, стало быть, иного норову, ежель хозяева этакие длиннющие рога оставили. Небось, ткнет таким и наскрозь...

- Шемет был могучей страной. Всего-то в достатке было... великая река поила землю, на ней выращивали зерно. И овес, и золотую рожь, которая давала по два урожая в год... - Люциана Береславовна перевернула страничку, нежно погладила склонившегося над землею хлебопашца, махонького, что мурашка.

И быка приласкала.

Рогастого.

А вот бы купить такого... небось, и на боярских дворах этакого дива не сыскать. В Барсуках и вовсе о подобном не слыхивали. Роги я б золотить не стала, баловство этое. А вот хомута на шею могутную вздеть да запрячь в телегу - от бы подивилися люди.

И телятки, глядишь, крепкие были б.