У самое стеночки, вдоль оконца, вытянулись иные столы - из дерева-бука, который есть дубу самый первый родич. На столах тех - подносы чеканные. А уж на них стоят пауки железные. Держат в лапах колбы да пробирки. А под оными огни горят, где зеленый, где ружовый, а где и вовсе белый, высокого накалу. Марьяна Ивановна то и дело к огням подходит, проверяет, значит, как горят. Над одним рученькой проведет, притишвая, над другим... третий и вовсе до малое искорки свернет. Что уж за зелье у ней варится - того и мне не понятственно, прочие в ту сторону и глядеть опасаются.
Пахнет в лаборатории травами.
И след сказать, что тут травов имелося. Висели пучки мяты да мелиссы, одолень-травы и махонькое, черное, что хвосты мышиные - былянки. Лежали в высоких банках ягоды шипшины и черники. Корни сабельниковые, махонькими кусочками резанные, кувшинки болотное и акониту. Наособицу стояла высоченная банка из горного хрусталю, в которой прятался махонький человечек будто бы, именуемый мандрагорою.
Имелись тут и шкапы с посудою.
Со ступками и пестиками всякоразными, от махоньких, на одну ягодинку, до огроменного, где, верно, цельную бычью кость на муку истолочь можно было бы.
- А вы, Зослава, замечтались ныне... что-то с вами в последнее время не ладится... да... - Марьяна Ивановна и меня лозинкою перетянула, благо, не по рукам, но по плечам. - Весна действует?
- Ага, - сказал Еська, который подле меня вертелся.
Егоное зелье было черным и густым, что деготь. Уж не ведаю, сколько черноягодника он сыпанул, да только этаким лекарством и потравиться недолго.
- Весна... птички... коты опять же орут... романтик!
- Где орут?
Марьяна Ивановна, верно, не нашла к чему придраться - переварить зелье я не успела, вовремя сыпанула мелу щепотку, чтоб загустело оно. И тепериче мешала, как бабка сказывала: неспешно, но аккуратне, ложкою до самого донца, а после посолонь, сошкрябыая крем с боков котелка налипшие остатки зелья.
- Так... везде орут! - Еська мешал старательно, ажно брызги во все стороны летели. - От выйдешь поутряни... они прям соловьями заливаются.
- Коты?
- Коты... в каждом коте соловей живет! Ну или жил... главное ведь что? Чтоб песня от души шла!
Я-то призадумалася. Небось, котов в Акадэмии я не видывала.
- Здесь нет котов, - сказала Марьяна Ивановна и ложку у Еськи отобрала. Не выдержала душенька ейная этакого глумежа над зельем.
- Как нет?
- Обыкновенно...
- А кто тогда орет по утрам?
- Соловьи, - с усмешкой ответила она. - В каждом соловье кот живет... Илья Мирославович... скажите, вы сами понимаете, что сварили?
В котелке Ильюшкином булькало чегой-то... лазоревое да с переливами. И пузыри поднималися удивительное красы, всеми колерами переливалися, лопались со звоном.
- Я подумал, что если добавить щепотку краснокоренника тертого и каплю сока веретеновки... - Ильюшка на свое утворение глядел с нежностью небывалою, так и на девок любых не смотрят. - А потом...
- Зачем? - не дослухала Марьяна Ивановна.
- Интересно стало... свойства сходные. Краснокоренник, согласно энциклопедии травника, обладает ярко выраженными противовоспалительными свойствами. А веретеновка - природный усилитель. Она, теоретически, увеличила бы эффективность зелья, правда, ненадолго, поскольку свойства ее нестабильны. Отсюда куриная желчь и рыбий жир, которые...
Марьяна Ивановна слушала.
И на зелье поглядывала.
Потом вздохнула и так молвила:
- Много в тебе ума, боярин... только умом умения не заменить. Ты бы сначала научился делать простое, а после уж эксперименты свои затевал.
Уши Ильюшкины покраснели.
- Твоя ошибка в том, что теория и практика - суть разное. С одное стороны верно, одно с другим смешай, третьего добавь и выйдет чудо зелье... да только...
Марьяна Ивановна зачерпнула ложечкою серебряной из котла да перевернула над столом. Зелье, хоть и гляделось легоньким, но с ложки стекало тяжко.
И на стол плюхнулось.
И зашипело.
- Усилить-то усилить... да вспомни, что краснокоренник - едкий дюже, его и обыкновенного мешают с баранцом, чтоб не пожег рану...
Темный дуб посветлел.
- И веретеновка едкая... и еще верно, нестойкая, и потому имеет обыкновение свойства свои менять...
Из лазоревого зелье на глазах прямо зеленым делалося.
- ...и потому вместо одного, задуманного, выходит другое...
Шипение стихло. А зелье оставшееся еще больше потемнело. И Марьяна Ивановна по нему ж ложечкою стукнула. Звон был стеклянный.
- И теперь представь, что вот этим ты чью-нибудь рану вылечить попытаешься...
Ильюшка представил, потому с лица и сбледнул.
- Я...
- Твое счастие, что до раны оно не доживет...
Марьяна Ивановна ложечкою же на котелок указала. А зелье в ем уже не булькало. Оно темнело и прям на глазах стекленело.