Внучка берендеева. Третий лишний

— А что толку было хаты ставить, когда придут да пожгут? В землянке-то проще. Крышу раскидают, попалят, так ее новую поставить недолго… хату ж поди отстрой. Нет, Зославушка, иные были времена… так вот, когда Нелюд ко мне посватался, аккурат тогда староста к нему захаживать стал. И все-то плакался, что жизни никакой нет. Нелюд хоть и силен, да куда ему супроть азар. Придут. Все порушат… и ладно, если просто пожгут, так ведь над девками поглумятся, а то и в полон угонят, продадут у себя в степях… Нелюд… Надежей его звали. — Она смахнула корявым пальцем слезинку. — Не будь меня, не стал бы он слухать. А тут… верно, подумал, что и вправду… оно, может, и ничего не случилося б, а может… у всякого своя судьба, и негоже человеку ее ломать. Он на болота ушел… ушел, что сгинул… и день его не было, и другой… и третий. Я уж извелася вся… а он на семый явился, лицом белый, дышит едва-едва… пришел и рухнул. Книжицу мне протянул. Велел сховать да никому и никогда не показвать… я и сховала. Староста, как заслышал, что вернулся мой Надежа, так мигом прилетел, все начал допытваться, когда ж тот с болотниками договору весть будет, до того ему втемяшилося на болота… и ладно б просто, ан нет, всею веской желал. Чтоб и с курами, и со скотиною, и с прочим добром… князем болотным вздумал стать.

Мне вспомнился давешний староста, угодливый и лисоватый.

— Это не он, — отмахнулася старуха. — Правнук евонный… в прадеда пошел, да послабей. У того воля была, а этот только и гораздый, что крутиться вьюном… докрутилися. В тот-то вечер Надежа и глаз открыть не сумел. Староста разохался, спужался, что через свои бредни вовсе без ведуна останемся. А на болотах оно никак не можно, мигом изведут… они старостиху прислал с медами да травами, чтоб лечила… она только руками развела. Дескать, надорвался он… оставила медов, запарила чабреца с малиновыми ветками. Велела поить. После еще куру прислала на суп. Суп куриный болезным — самое первое дело. Я и выпаивала… говорить стала… до того все он больше сказывал, а я слухала. Кто я против него? Девка дурная… да и… старше он был… на сотню лет почитай… что ему со мною обсуждать, с глупою? Я это разумела и помалкивала. А тут боязно вдруг сделалось. Ну как и вправду отойдет? И поила его, и растирала… и шептала, чтоб не вздумал помирать. Рассказывать стала… глупости какие-то… про старосту. Про жену евонную… про всех евонных женок. У него ажно четверо было, ох и лаялися они… правда, когда староста браги перебирал, то мирилися и разом ему лоб клевали… не важно, главное, что говорила и говорила… а он лежал, ни живой, ни мертвый. После глаза открыл и молвил: мол, сделал я такое, отчего теперь жить тошно. И раз так, то недолго ему осталось.

Жаль мне стало неведомого ведуна.

Хорошим ли был человеком?

Дурным?

Ежель через него все вышло, то… то не сам же ж… небось я б тоже многое сотворила б, чтоб дом да родных уберечь от азар ли, от князей, от иной напасти…

Не мне судить.

Глядишь, и меня не осудят.

— Он-то на ноги встал. И старосту покликал. И сказал, что, мол, сговорился с Хозяином вод… — Старуха пожевала губами. — И что коль староста желает, то завтра же Нелюд ему дорогу покажет к месту, где новая деревня стоять будет. Что до этое деревни ни одна стрела не долетит, ни один человек не дойдет… только цена велика. Готов ли староста платить ее? Кажные пять лет отдавать девку в жены Хозяину. Что на меньшее тот не согласный… и если люди не пойдут, то и договору не быть…

Тяжко вздохнула Пересвята.

— Я сама-то, как услыхала, обомлела… чтоб живого человека нечисти отдать? А староста, тот стал говорить, что цена-то, конечно, велика, только ж разве не больше девок помирает? Кто от стрел. Кого насильники умучвают, кого в полон угоняют… что скоро вовсе село обезлюдеет. Что… много он говорил, красиво, и выходило, что за жертву этую малую многие жить станут.

Она вдруг выплеснула квас да на стол.

Растекся он темною лужей.

— Гляди, Зослава… этому меня Надежа научил… многому научил, в том мое проклятье…

…я глянула.

Нет, во снах-то всякое случается, бывает, что и лужа квасу волшебным зеркалом становится, чему дивиться?

Разверзлась чернота.

Посветлела.

И гляжу я… да на деревеньку гляжу, махонькую, будто бы для лялек ставленную. Дома-домишечки тесны да темны, видны крышами одинаковыми, дранкою укрытыми. Меж тех домов куры бродют, детишки в земле копошатся. Важный гусак в луже разлегся да шипит на того, кто к оной луже подойти дерзнет. Шея у гусака длинная, клюв рудый.

Красота.

— Так мы жили… не плохо и не хорошо, как все живут. Лучшего захотелось. И староста наш, тот стал Надежу обхаживать, мол… кажный год люди дань Хозяину платят. Тем летом девки на болото пошли, и что, Матренка не возвернулася… а мальчишка, который в бочаге потонул? А иные, болотною лихоманкой унесенные… и не проще ль уж отдать одну девку, чтоб остальные в покое благоденствовали? Говорит и на меня поглядывает. И Надежа смотрит.

…вижу хатку, наособицу поставленную. И в хатке той человека косматого, сумрачного, что медведь-шатун.

И саму Пересвяту.

Красива ли она была?