Внук Бояна

— Может, для того и сложили песню о нем? Геройскую песню... Кто-то из пленников сложил: меж собой они говорят и слушают ее в тайности. Хвалят князя Игоря!.. Но какой же он герой, когда бежал как заяц?

— Как лис! — поправил Беглюк. — Бежать — нелегкое дело. Нужна храбрость барса!

Мы гнались за ним, но и тут он всех перехитрил: бросил коней — пеший брел по лесам... Мы потом отомстили уруситам — весной сожгли Путивльский острог и Ромны... Убили и увели пленных.

Посол Кончака говорил все тише, устало, залпом выпил чашу кумыса и опять умолк. К Беглюку подсел хан Емяк, прибывший из восточных степей, и заговорил тихо, ближе к уху:

— А мы хотим быть хитрее... получить выкуп от руситов — две тысячи гривен: их князь Ярослав Глебович у меня в плену, на реке Итиль. Ловко придумано? Туда они не дойдут. Не наберут они и столько серебра. Иди с нами! Ты получишь добычу и невиданное величие, как старший хан. А хан Кончак опозорился, упустил такую добычу—князя руситов! Позор на всю Дешт-и-Кыпчак!

Как ни был хмелен Беглюк, однако вспомнил, что хан Емяк дружил с русичами, вместе с ними ходил на булгар. А несколько лет назад тот же хан Емяк с соседними князьями засылал князю Роману Глебовичу послов с тайными кознями против него. «Вы хотите украсть мою силу!» — подумал он, а вслух сказал:

— Почести делят только глупцы. Мне хватит и того, что имею.

— Счастливец! — улыбнулся Емяк, заходя с другого конца, чтобы привлечь могущественного хана на свою сторону. — Вся степь до самого Лукоморья восхваляет красоту твоей дочери...

Говорил Емяк и украдкой наблюдал за Беглюком. Но тот равнодушно слушал гостя, не выражая ни удивления, ни радости.

—Что скажешь ты, — как бы между прочим спросил Емяк,— если мой полонянин, князь: руситов, пожелает породниться с тобой? Ведь если захотеть, его можно сделать великим князем. И он достоин этого!

«Вот оно! Дочь — княгиня руситов! — радостно пронеслось в голове Беглюка. Но пусть видят мое безразличие: дешево они меня не возьмут! Да и нет ли тут какого лукавства?»

— Надо подумать! — Беглюк зевнул.

Наступил главный день звездопада.

Из степи пригнали отары овец, табун верблюжат: мясо у них, молодых, сладкое! Привезли воза брынзы и сушеного творога — закуску к кумысу: соленое приятно освежает рот.;. Пылали костры. В котлах бурлило мясо. У каждой кибитки висели освежеванные туши. Еще теплые сердца и печень животных воины несли в кумирню для жертвоприношения. Там их прикладывали к губам черного истукана и под бормотание шаманов съедали перед страшным лицом бога Кама. Так половецкие воины наполняли свое сердце храбростью. Ибо в сердце — мужество, в печени — злость!

Зелла томилась в одиночестве. Стражи не разрешали ей даже выглядывать из шатра, а подружек она не хотела видеть. Все мысли были полны жалости к Юрко: скоро он погибнет!.. И у нее уже приготовлен женский кинжальчик...

Настала ночь. Небо было чисто, как черно-синий аксамит. Звезды сияли. Люди, опьяненные обильной пищей и кумысом, пели и плясали у костров. Праздник был в полном разгаре…

Не вот взмахом руки Беглюк установил тишину и тяжело приподнялся. Взгляд его был над головами людей устремлен к звездам.

— Говорю я! — торжественно начал Беглюк. — В эту ночь к небесным светилам отправляется храбрейший из храбрых! Позовите главного жреца! Время начинать празднество!

Сатлар явился. Он медленно приблизился к хану, стал перед ним, скрестив руки на груди и опустив голову.

— Звезды не могут принять избранника, — тихо проговорил он. — Я это ясно видел в созвездиях. Они туманились.

Беглюк грозно нахмурился: жрец хочет спасти своего названого сына. Но не бывать этому!

— Иди и приготовь его! — сквозь зубы сказал он.

— Будет большое несчастье, — еще тише ответил Сатлар. — Звездные кочевья не ясны. Звезды благосклонны к руситу.

— Иди!.. Я решил! — зло прохрипел хан.

Гости двинулись к обрыву. Тысячи воинов с горящими факелами выстроились на горе в два ряда, открывая широкий путь к пропасти. За их спинами стоял простой народ. Все нетерпеливо глядели в сторону посольской кибитки, откуда должна была начаться скачка избранника смерти — русича Юрко.

Туда уже отвели коня. Дикий скакун, еле сдерживаемый несколькими воинами, дрожал и косил глазами, горящими зеленым огнем. Пена клубами падала с его губ, уши были прижаты; он храпел и пытался вырвать ноги из крепких арканов.

А в белой юрте старый жрец, обряжая Юрко, старался как мог ободрить юношу.

— Я верю! — говорил он. — Светила видят, как я верю! Ты тверд, ты решителен! Ты во всем прав! И я горд тобой... Ты не захотел стать моим сыном, так будь мне родным другом. Пусть я стар и сед, но кто скажет, что у меня дряхлое сердце? Оно борется за тебя... И пусть кровь породнит нас.

Сатлар надрезал ножом свою руку, и Юрко приложился к выступившей крови. Затем он сделал надрез на своей руке... Друзья крепко обнялись.

— Верь, — сказал Юрко, — я вернусь: за меня стоит любовь. Она поможет... И мне сейчас ничего не страшно. А вот князь... — тихо сказал он и задумался, Не знаю, жив ли мой князь. Его тоже оберегает большая любовь. Но где твои гонцы?