Внук Донского

– На пирах и в нужниках не кланяются, тем более Баламошке. Хотя какой я теперь Баламошка. Нет его больше, как и княжича. Растворились оба в тумане. Князем меня теперь нарекли, Волежским. Во как! – поднял со значением указательный палец. – Тебя-то я знаю, Данилыч. А с тобой давно хотел познакомиться и перетереть кое об чём.

Ребята переглянулись непонимающе.

– Дорошка я, Черняй, сын Глазунов, – назвался чернявый подросток.

– Мя Данилычем не рекли паки, – улыбнулся сын дипломата, – Глешкой се рекомах, ово Балясом. Тя мы не зазрили[686] Баламошкою николиже, княже Димитрей.

– Баляс и Черняй, готично! Меня можете Змеем прозывать. Имел в детстве такую погремуху из-за имечка. От Игоряна трансмутировало в Горыныча. Ну, а далее – понятно. Упс, я же Димоном тут должен числиться. Не берите в голову мои выражи… выражу… выражовывания. Блин, как же меня тут у вас растащило. Пойду-ка я, пока ноги носят, к своей кормухе.

Чего-то я действительно зарапортовался. Ребятишки на меня посматривали глазами приготовленного к кастрации кота. Глешик вдруг о чём-то вспомнил и колыхнулся задержать мой отход:

– Княже Дмитрие, отич рече ми, иже с тей в вяцки пределы ехати нать. Егда починати наряжатися?

– Княже, возьми мя с сей в поход такожде. Войским детелям казан, – взялся упрашивать меня Дорофей.

– Завтра, пацаны, обо всём поговорим. Сейчас у меня в голове тараканы бастуют. Завтра приходите.

Попрощался с донельзя удивлёнными бояричами рукопожатием. Догадались, что надо делать в ответ. А что? Пора хорошие традиции понемногу вводить в оборот.

Шумный пир близился к завершению. Знать понемногу стала разбредаться, если кто ещё мог шевелить конечностями. Душа уже ничего не воспринимала: ни вина, ни пищи, ни музыки, ни разговоров. Дико хотелось спать. Забрал сытых и довольных гудцов и побрёл в свою обитель.

Сны мне редко запоминались. Если же чего-то такое зацеплялось за остовы сознания, то только что-то порнушное. Возможно, если бы меня не разбудил Тренька со своей плутовской рожицей, то и этот сон тоже забылся. А приснились мне друзья – боевые собратья, оставленные в прежнем времени. В отряде каким-то боком затесались гудцы Мирон с Треней, необычно смотрящиеся в боевых камуфлягах. По сюжету сна мы все были оснащены почему-то луками со стрелами, мечами и дротиками, исторически правильно называющимися «сулицами». Ожидали в засаде чехов, в смысле – чеченов. Внезапно пришло осознание, что я совершенно не умею пользоваться раритетным вооружением. Даже по́том прошибло. Ещё больший шок сразил, когда у напавших врагов обнаружились обычные автоматы, гранатомёты и прочее вооружение моего времени. Сознание деловито спрогнозировало неизбежное пришествие полярного пушистого зверька. Оставалось только надеяться на чудо. Вовремя улыбчивая моська слуги вмешалась.

Тем не менее, много бы отдал только за то, чтобы этот сон стал реальностью, пусть даже с миллиардными долями шанса на выживание. Замучило фигляться в тощем теле принца-подростка с естественными для данного возраста комплексами и прыщами, с тупорылыми развлечениями и идиотскими ритуалами, с набором дремучего антуража. Сейчас вот надо, не выспавшись, вставать и тащить в отцову молельню свою многогрешную задницу. Просто потому что надо. В конце концев, я вам кто тут: ангел пресветлый, или где? Агафону надо будет наказать, чтобы из кожи вылез, но устроил бы скорейший переезд моей резиденции со всем штатом в усадьбу Кикина. Хотя там, как выяснил мой управитель, обитала боярская экономка, руководя немалым хозяйством. Постараемся с ней сжиться.

Зевая и почёсываясь, отвлёкся малость и забрёл невзначай в княжьи покои. Там столкнулся с пышнотелой тёткой, сидящей перед зеркалом в простом полотняном платье и расчёсывающей волосы. Присмотревшись, узнал в ней одну из банных купальщиц, сопровождавших князя. Какая-то очередная Акулька из немалого отцова гарема. Евпраксию, значит, из сердца вон? Как говорится: «Прошла любовь, завяли помидоры. Ботинки жмут, и нам не по пути…» Женщина с ужасом взглянула на меня и с визгом кинулась наутёк.

А папанька-то хитёр. Шифруется на шестом десятке, котяра. Не удивлюсь, если ему уже удалось настругать кучу мелких джигурдёнков. Было забавно с высоты случайных знаний наблюдать одухотворённое лицо князя, повторяющего слова молитв вслед за попиком. Нарушают христолюбы сами свои нормы и каноны, а потом о святости чего-то бормочут. В общем, мне дела нет до того, как здесь фигнёй маются. Пусть только моих тараканов не распугивают.

Напитавшись святыми вибрациями, мы молча разошлись по своим делам. Я лично до обеда собирался потренироваться до седьмого пота со своими гвардейцами на княжьем дворе. Не давал покоя сон. Выглядеть в чём-то неумелым было против моего характера.