Внуки

«Дорогой мой мальчик! Мы с Наташей отправились на рытье противотанковых рвов. Придется уж тебе как-нибудь одному со всем справляться. Возможно, что через несколько дней мы вернемся. Я рада, что Наташа со мной. Люби меня! Айна».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I

Гермина Хардекопф сразу распознала в двух штатских, которые вошли вместе с эсэсовцами, чиновников государственной тайной полиции и подумала: «Так! Теперь они заберут его». По рассеянности, вместо того чтобы сказать: «Хайль Гитлер», — она просто сказала: «Здравствуйте», — и, спохватившись, чуть язык не прикусила от злости на себя.

Вошедшие, не отвечая на приветствие Гермины и не говоря ни слова, проследовали через маленькую переднюю в столовую. Только тут они сняли свои шляпы, и один из штатских указал на стул Гермине, в недоумении двигавшейся за ними.

До их прихода она возилась на кухне и теперь все время вытирала руки о передник. Наконец сняла его и сунула за спину.

— Вы, вероятно, знаете, что привело нас сюда? — спросил штатский, предложивший ей сесть.

— Наверное, насчет моего мужа, — ответила она.

— Да… Ведь он коммунист, не правда ли?

— Коммунист? — простодушно изумившись, воскликнула она. — Нет, он, безусловно, не коммунист. Он социал-демократ.

— Но сын ваш коммунист?

— О каком сыне вы говорите?

— У вас их несколько?

— У меня их двое, сударь. Старший воюет в России, младший отбывает трудовую повинность.

— Тот, что на Восточном фронте, он коммунист, так? Говорите правду, нам все известно.

— Нет, он не коммунист. Никогда им не был. Он хочет попасть в летную школу… Нет, нет, ни в коем случае он не коммунист.

— Но в гитлерюгенде он не состоял, — сказал комиссар.

— В этом только мой муж виноват, он не хотел. Но зато Отто, мой младший сын, состоит. Я этого добилась.

— Так. Вы, стало быть, добились этого. Значит, вы довольны этим?

— А как же, сударь! Ведь я член национал-социалистского союза женщин почти что с его основания.

Пришла очередь комиссара недоумевать. Он обменялся взглядом со своим коллегой, который стоял, не спуская глаз с Гермины.

— Вы член национал-социалистского союза женщин?

— Ну, да. Я же вам сказала! Шесть — нет, уже семь лет я состою в здешней районной организации. В Уленхорст-Зюд.

— Покажите, пожалуйста, ваш членский билет.

— С удовольствием. Одну минуту.

Гермина подошла к шкафу, на котором стояла черная лакированная шкатулка с перламутровой инкрустацией. Она поставила шкатулку на стол, и, пока искала свой членский билет, все четверо мужчин заглядывали через ее плечо в шкатулку. Наконец Гермина нашла билет и протянула его комиссару.

Он долго разглядывал маленькую книжечку.

— Извините нас, фрау Хардекопф, что мы так бесцеремонно ворвались к вам в дом. Мы, право же, не знали, что вы национал-социалистка.

— Значит, дело в моем муже, не правда ли?

— Да, конечно! Стало быть, он по-прежнему социал-демократ? Посещает, вероятно, какие-нибудь тайные собрания? Если даже он не делится с вами, то вы как жена, конечно, знаете, чувствуете… Правильно, фрау Хардекопф?

Гермина помотала головой.

— Нет, этого я не думаю.

— Почему? Почему вы не думаете?

— Он не станет посещать тайные собрания. Раз уж социал-демократы под запретом, он их за километр обходит.

— Но вы же сказали, что ваш муж социал-демократ?

— Ну да, он какой был, такой и остался. Он не за фюрера. Но против правительства не пойдет, за это уж я ручаюсь.

— А ваш сын, тот, что на Востоке, он никогда не был коммунистом? И в Союзе коммунистической молодежи не состоял?

— Герберт? Нет! Но социал-демократическим «соколом» он был. Это да. Отец его заставил.

— Ага. Когда это было? — спросил комиссар.

— Это было?.. Да незадолго до того, как запретили «соколов». Значит, еще до прихода к власти фюрера.

— А ваш муж работает на верфи?

— Да, у «Блом и Фосса».

— Давно?

— Очень давно. Лет двадцать, пожалуй.

Комиссар повернулся к своему коллеге и к обоим эсэсовцам.

— У вас есть вопросы? Нет, у них вопросов не было.

— Простите за беспокойство, фрау Хардекопф. Благодарим за разъяснения. Вы, разумеется, знаете, мы обязаны следить, чтобы все было в порядке. — Он сделал движение вроде поклона и поднял руку: — Хайль Гитлер!

Гермина встала, взглянула комиссару прямо в глаза, так же подняла руку и ответила на приветствие.

Все четверо мужчин вышли. У дверей Гермина еще раз обратилась к комиссару, который ее допрашивал:

— А что теперь будет с моим мужем? Случилось что-нибудь?

— Нет, фрау Хардекопф. Пустяки… — Комиссар наклонился к ней и сказал, понизив голос: — Лучше всего, не говорите мужу о нашем посещении. Незачем его зря волновать.

На улице комиссар сказал эсэсовским офицерам:

— Не разобравшись, посылают, и мы только срамимся.