Внутренняя война. Том 1

Кламат намеренно сложил руки на столе, пусть Маттуил видит, что он, Кламат, ничего не скрывает. Приняв такую выжидательную позу, генерал также постарался придать своему голосу выражение, которое, как он надеялся, могло показаться убедительным и авторитетным.

– Чепуха, – сказал он Маттуилу. – Ты можешь. Ты уже пережил всё это. Разговор только освежит твою память. Он не увеличит твоих страданий.

Расскажи мне то, что ты не сказал королю. Расскажи мне то, что ты хочешь скрыть от своего отца. Позволь ему поддержать тебя, как и полагается отцу. Я должен знать.

Он понимал, что словно штыком ворочает чувства парня. Здесь нечем было гордиться. Но он был генералом Кламатом, и король Бифальт поручил ему заботиться об этом юноше. Он не выполнит поручение короля, пока не поймёт, что нужно Маттуилу.

Секунд десять – десять ударов сердца сын Матта сидел неподвижно, как вырезанная из дерева статуя. Он казался безжизненным. Только грудь, слегка поднимаясь и опускаясь, показывала, что он всё ещё дышит. Только пульсирующая вена на виске давала понять, что он всё ещё слышит.

Но затем он соединил руки, сплетя пальцы, и попытался ответить.

– Я слышал, что говорил жрец. – Его голос был хриплым, Маттуил почти шептал. И в голосе слышалась боль. – Он взывал к моему сердцу. Он вот что понимает – он знает, что война везде. Он знает это. Война между нами. Война внутри нас самих. Война во мне. Но я не могу найти путь к миру. Жрец так это и описал. Я слышал его. Но я не могу найти этот путь.

Не поднимая головы, он спросил Кламата:

– Вы ведь знаете? Знание не приносит облегчения. Оно как голод. Чем больше вы знаете, тем больше вам требуется знать ещё. Знание только продлит войну внутри вас. Ваше знание никогда не станет достаточным. Жрец понимает и это.

Есть только один путь к миру. Это путь Истины и Веры. Знание – это Гордыня. Похоть – это Безумие. Только Истина и Вера приносят мир. Правду о том, кто и что мы есть. Вера в то, что мы будем Правдой, станет нашей опорой.

Кламат был озадачен. Он не мог придумать, что бы такое ответить. Несколько дней тому назад он сказал семье Маттуила, что понятие «боги» не имеет для него никакого смысла.

Матт, так жаждущий помочь своему сыну, пристально вглядывался в него.

– Я не буду сражаться. – Кламата поразил хриплый голос Маттуила. – Я закончил войну. Я хочу её закончить. И я не буду служить с амиканцами, потому что я видел, что они делают. Они заставляют меня желать их смерти. Я знаю правду о том, кем и чем я являюсь. Но во мне нет веры. Я не могу найти её.

После короткой паузы Матт произнёс:

– Есть и другие пути к вере. – Он говорил уверенно, но мягко и осторожно. – Твоя семья поможет тебе. Любовь твоей мамы. Любовь твоих братьев и сестры. Моя любовь. Мы поддержим тебя, если ты позволишь нам.

Кламат покачал головой. Он выбрал свою роль и теперь не собирался отступать от неё. Так, будто Маттуил вовсе и не озадачил его, он сказал:

– Есть и другие пути к истине. Я не верю, что ты знаешь, кто и что ты есть. Ты и не узнаешь, пока сам не расскажешь об этом. Недостаточно того, что ты не хочешь сражаться или служить амиканцам. Недостаточно того, что ты хочешь мира. Ты не узнаешь правды, пока не расскажешь свою историю. Ты должен услышать, что твоя история расскажет о тебе самом.

– Но жрец… – начал было Маттуил протестующим тоном.

Кламат перебил его.

– Жрец не знает тебя. Расскажи свою историю. Твоя собственная правда может привести тебя к лучшей вере.

Наконец-то Маттуил поднял голову. Кламат увидел в его глазах ярость, презрение и страдание.

– А вы знаете меня? Мы не встречались и более полудюжины раз. Вы друг моего отца, а не мой. Откуда вам знать меня?

Кламат так же спокойно ответил:

– Я знаю, что ты так и не рассказал нам, что случилось.

Внезапно Маттуил вскочил на ноги. Он широкими шагами направился к дальней стороне палатки, стараясь уйти как можно дальше от своих старших собеседников. Он отвернулся, будто хотел удариться головой о стену. Если бы стена была сделана из дерева или камня, юноша наверняка так и поступил бы. Но вместо стены перед ним была старая холстина, слишком мягкая, чтобы причинить боль.

– Я не могу, – сказал он умоляющим тоном. – Это слишком для меня. Нуури…

Он сделал видимое усилие, чтобы остановиться, но он уже начал.

– Вы не знаете нуури. Это маленькие люди, но сильные, сильные, и их никогда не подводит мужество. Они волосатые, а лицами они похожи на росомах. Носят шкуры и меха и вечно грязные. Но их одежда превращалась в лохмотья из-за ударов кнута надзирателя И надзиратель радовался, радовался их боли. Он часто смеялся, когда бил их.

– И в Беллегере есть такие люди. – Голос Кламата был словно выкован из железа. – Точно такие и того хуже.

Но он знал, что Маттуил не слышит его. Юноша проводил часы и дни во власти своих воспоминаний. Теперь он затерялся в них.