Вы можете накричать на нее, если хотите, милорд. Вы можете попытаться приказать ей. Вы можете бросить весь Беллегер и Амику к ее ногам и просить ее помочь. Она не услышит вас.
Пока Эстия говорила, перед глазами короля Бифальта, казалось, стояла пелена. Король смотрел в землю и думал о чем-то своем. Машинально он стер с губ кровь тыльной стороной руки. Постепенно линии на его лице смягчились, приняв выражение знакомой строгой сдержанности.
Давным-давно он сказал ей «я не люблю своей жизни». Она помнила каждое слово, каждую модуляцию его голоса. Казалось, она помнила каждый удар его сердца. «Я не живу той жизнью, которую я могу полюбить». Магистры библиотеки заставили его стать таким. «Отрицание – это все, что позволяет мне оставаться самим собой».
И вот теперь Эстия сумела договориться с ним единственным возможным способом: оттолкнув его. Отказаться только от него самого было недостаточно. Отказаться от потребностей его народа – это подействовало.
Король Бифальт нежно отстранил ее руку от поводьев, так нежно, что она удивилась.
– Тогда, миледи, – прохрипел он, будто у него пропал голос, – мы сделаем то, что сможем, с помощью наших людей, оружия и оставшейся магии. Когда ваш дар раскроется, вспомните, что вы нужны нам. Вы всегда были нужны нам.
И еще помните, – добавил он все так же мягко, – нам предстоит настоящая бойня. Пришлите мне своих магистров.
Не дождавшись ее ответа, король развернул коня и ускакал прочь.
Казалось, он увез с собой и все ее мужество. Минуту назад Эстия была достаточно зла, чтобы говорить с ним. Теперь же она хотела только назвать его по имени, позвать его обратно. «Отрицание – это все, что позволяет мне оставаться самим собой». Она все еще не была ему ровней. Даже сейчас Эстия не могла поверить в себя.
Он не сказал: «Вы нужны
Уезжая, он сохранял спокойствие. Не оглядывался назад.
Неужели она больше не могла ничего сделать? Уехать прочь, как и он, и не оглядываться?
Она хотела заплакать. Но вместо этого она подозвала к себе командира Крейна и его людей. Гвардейцы поскакали вниз по склону, и ей ничего не оставалось делать, как последовать с ними через тренировочные поля к Кулаку Беллегера, где ее ждали повозка и слуги, а также магистр Фасиль.
Но она все же оглянулась.
Увидев, что за ней медленно следует Третий Отец, Эстия на мгновение забыла о собственной спешке. Было очевидно, что монах решил сопровождать ее. Эстию это удивило. Она ожидала, что он сделает другой выбор. Когда-то давно он поручился за принца Бифальта. А доверенным советником господина Унгабуэя он стал задолго до того, как впервые встретился с принцем. Эстия предполагала, что монах выберет между теми, кому он был верен прежде.
Однако теперь она чувствовала, что начинает понимать монаха. Ему больше некуда было идти. Сет Унгабуэй не нуждался в нем. Король Бифальт – тоже. Возможно, он думал, что может наступить день, когда он понадобится
Королева Эстия вздрогнула. Может наступить день, когда падет Последнее Книгохранилище. Если это случится, как иначе Третий Отец встретит свою смерть, если не на стороне тех, кому он был верен дольше всего, – на стороне библиотеки?
Когда осознание этого поразило ее, вдруг появилась и другая мысль. Эстия, возможно, неверно поняла своего мужа. «Я больше не увижу вас». Король Бифальт, возможно, имел в виду, что она погибнет вместе с Книгохранилищем. Что он ничего не сможет сделать, чтобы спасти Последнее Книгохранилище и ее. Что он один останется собирать остатки обоих миров, чтобы бежать.
Если он и подумал так, эта мысль, должно быть, ужаснула его. Бифальт полагал, что его собственный дар был потрачен впустую, что он не смог спасти Беллегер и Амику. Но Эстия отказывалась видеть его в том же свете, что и он сам. В некотором смысле она никогда не разделяла этих его взглядов. Человек, заключивший почти немыслимый союз между двумя королевствами, еще не сделал всего того, на что он был способен. Пока нет. Он был способен на большее.
Если она не подведет его…
Эпилог
Враг на горизонте
После ранней осени к Беллегеру приближалась зима. В заливе Огней она уже настала. Слишком рано среди камней у воды появился лед, а на руках рабочих – следы обморожения. Сверху, на дороге, вой безжалостного ветра прерывался, разбиваясь об острые скалы. Но он никогда не утихал совсем. Внизу, ближе к воде, ветер пронзительно завывал в ушах рабочих так, что те чувствовали себя почти оглохшими. Некоторые из них глохли и на самом деле. У них отмораживало барабанные перепонки.