Внутри себя

– Не желаешь попробовать эти венские вафли с кленовым сиропом? Ты удивишься, насколько бесподобно можно приготовить такое простое блюдо.

Он изящным движением отрезал кусочек вафли и поднес его на вилке ко рту Эвы. Она немного замешкалась, но все же попробовала из рук Хилтона десерт. Все это время Джейкоб не отрывал от ее губ пристального взгляда, а когда Белова блаженно застонала от потрясающего вкуса, его собственные губы растянулись в удовлетворенной улыбке.

– В моем детстве это блюдо было моим любимым, – прокомментировал он, подхватывая новый кусочек и отправляя его себе в рот. – Пожалуй, самое приятное воспоминание из детского дома.

– Ты совсем не помнишь своих родителей?

Джейкоб печально улыбнулся:

– Отец умер еще до моего рождения, а мама – когда я учился в школе.

– Это ужасно…

– За столько лет я успел привыкнуть. – Он отложил в сторону вилку и нож и скрестил перед собой руки. – На самом деле из-за этого я всю жизнь пытался доказать окружающим и самому себе, что ничем не отличаюсь от других. И даже больше – могу быть лучше.

Эве было знакомо это чувство. Она сама всегда старалась быть самой внимательной, самой умной, самой ответственной.

– Тебе, наверное, сложно подобное представить. У тебя был пример для подражания. А мне приходилось искать себе ориентиры и превосходить их.

Пока Хилтон произносил это, у него загорелись глаза. Эта тема была важна для него. Эва вновь протянула руку и накрыла его скрещенные ладони. Джейкоб вздрогнул, недоуменно взглянув на нее.

– Ты уже сделал многое и можешь сделать еще больше.

В уголках его губ дрогнула улыбка:

– Спасибо, для меня ценно твое признание. – Его руки выскользнули из-под ее ладони и теперь уже он накрыл ее своей рукой. – На самом деле мы с тобой похожи. У нас есть цели, ради которых мы готовы свернуть горы. Одни против целого мира. До знакомства с тобой я предполагал, что мы сможем найти общий язык. Но, узнав тебя ближе, понял, что мы с тобой практически родственные души.

От его слов по спине Эвы побежали мурашки.

Глава 27

Всю субботу Майкл с Роем провели в участке в попытке разузнать хоть что-то новое о Франческе Морган и ее сыне. Им удалось выяснить лишь то, что ее действительно выселили из соцжилья и спустя некоторое время после этого она скончалась в больнице. Ребенок, живший с ней, не был внесен даже в документы по съему дома.

Дэвидсон предположил, что мальчик мог быть вовсе не ее и подселился к ней позже. Майкл со скрипом принял эту версию, но решил позже еще изучить этот вопрос и возможно еще раз пообщаться с миссис Майлз и попытаться выйти на контору, занимавшуюся в то время заселением малоимущих в этом районе.

На следующий день Коннор отправился на кладбище.

Он пытался вспомнить, когда в последний раз посещал могилу матери и укорил себя за то, что делал это не так часто, как следовало.

Возле надгробия с надписью «Элизабет А. Коннор. 1960—2003» лежали несколько завядших роз. Майкл знал, что сюда приезжал отец, для которого посещение кладбища было не только возможностью поскорбеть, но и лишним поводом напиться. Иногда Томас упивался настолько, что засыпал возле могилы, а Майклу звонил сторож с просьбой забрать его.

Коннор пришел к могиле матери тоже не с пустыми руками. По пути он заехал в цветочный магазин недалеко от дома, где часто покупал букеты для Джессики, и взял мамины любимые белые лилии.

Аккуратно положив цветы, он выпрямился и, спрятав руки в карманах куртки, остался смотреть на гранитное надгробие, влажное от недавно прошедшего дождя.

По кладбищу гулял промозглый для октября ветер, заставлявший людей, пришедших почтить память умерших, плотнее укутываться в свои плащи и пальто.

Коннор вздрогнул и поежился, почувствовав, как одинокая капля с неба упала ему за воротник. Он почему-то вспомнил, как в детстве соседские мальчишки облили его ледяной водой за то, что он не стал воровать для них сигареты.

Майкл никогда не пользовался популярностью у местной ребятни. Во-первых, потому что они побаивались его отца, а во-вторых, потому что он никогда не делал того, о чем они просили. Он не хотел воровать, не хотел подглядывать за девчонками, не хотел поджидать после школы очередного не угодившего кому-то одноклассника. За это его часто унижали и поколачивали, но он всегда давал сдачи. Почти после каждой прогулки он возвращался домой или в изгвазданной одежде или с очередным синяком.

Мама при виде его тяжело вздыхала, с печальной улыбкой ерошила ему волосы, обрабатывала ссадины и велела раздеваться и кидать вещи в стирку. И ни разу не повышала голос.

Надпись на надгробном камне начала расплываться, и Коннор спешно вытер глаза. Он не хотел плакать. Не здесь и не сейчас. Вместо этого он присел на корточки и приложил правую ладонь к надписи на камне. Поверхность была холодной и шершавой.

– Мне тебя не хватает, – прошептал он еле слышно. Он до сих пор чувствовал себя мальчишкой, не нужным никому, кроме нее. Несмотря на извинения отца и слова Беловой, он сомневался, что Томас мог измениться.