Во дни Пушкина. Том 1

В 1820 году М.Ф. Орлов составлял проект адреса государю об уничтожении крепостного права. Адрес этот был подписан целым рядом крупных вельмож: Илларионом Васильчиковым, Блудовым, графом Воронцовым и другими. Из дела ничего не вышло. В 1820 году граф М.С. Воронцов и князь А.С. Меншиков решили снова начать это дело. Была составлена декларация, причем было постановлено, что все те, кто ее подпишет, тем самым обязываются освободить своих крестьян. К делу опять примкнул целый ряд крупных лиц. В числе их был и князь П.А. Вяземский. Из дела опять ничего не вышло…

Князь как-то легко и скоро остыл и к этому делу, и ко всему другому. Теперь он ограничивался лишь критикой – подчас очень злой – других. И теперь он был не очень недоволен, что Александр I не дал хода их проекту освобождения крестьян. Он постепенно усвоил себе, что главное в жизни для него – а отчасти и для других – это его здоровье, удобства и удовольствия. Он чрезвычайно ловко лавировал в лабиринтах жизни. С одной стороны, он, аристократ, царедворец, – хотя немножко и на подозрении, – находился в переписке с великими князьями, а с другой – он любил позлословить и покипеть с разными либералистами, вроде опасного Пушкина. В одном из своих стихотворений с гражданским душком – «Негодование» – он утверждал, что «бесстыдство председит в собраниях вельмож», но он никогда не задумывался над тем, что председит в его собственной душе, потому что заранее был уверен, что все там находится в самом лучшем порядке. В добрые побуждения других он не верил, и, когда встречал он насмешку над добром у других, он очень одобрял это. Когда один из его приятелей на предложение войти в масонскую ложу отвечал, что масоны разделяются на две категории, датусы и биратусы, что датусом он быть не желает, а быть биратусом не считает возможным, князь Петр Андреевич, отлично зная, что суть масонства совсем не в этом, хохотал и охотно повторял шутку приятеля повсюду. Так и теперь, в деле Дмитриева-Мамонова, он искал прежде всего грязного подвоха и, шагая солнечной стороной Мясницкой, вспоминал жизнь этого нелепого человека.

Близко сошлись они еще в 1812 году, когда Дмитриев-Мамонов, сын фаворита Екатерины, один из безумных богачей, – у него было около ста тысяч десятин земли в двадцати девяти уездах и девяносто тысяч крестьян, – вдруг ярко запылал патриотическим воодушевлением. Когда в начале войны Александр I посетил Москву, Дмитриев-Мамонов предложил в его распоряжение несколько миллионов наличными и столько же бриллиантами. Государь отклонил этот дар молодого энтузиаста и через Румянцева предложил ему лучше сформировать полк на свои средства. Мамонов с величайшим одушевлением взялся за дело. Полк был щегольски обмундирован. Белья для его казаков было заготовлено столько, что и половины его взять с собой в поход было невозможно. Наряду с другими представителями золотой молодежи и князь П.А. Вяземский записался в его полк. Мамонов получил вскоре золотую саблю с надписью за храбрость. Но вследствие уличных беспорядков, произведенных его казаками в каком-то немецком городке, полк был расформирован…

По окончании войны молодой вельможа присоединяется в Москве к кружку недовольных. В 1816 году ему разрешили съездить за границу подучиться. Вернувшись оттуда, он заперся в своих живописных и роскошных Дубровицах и, как говорили, стал «заговариваться» – особенно в вопросах религиозных, – настолько, что власти сочли нужным для вразумления молодого вельможи направить к нему самого митрополита Филарета, который славился своей ученостью, красноречием, властолюбием и мастерством в интриге. Но толку не получилось.

– Мне, наконец, надоело слушать все эти трактаты в доказательство бытия Божия… – говорил Мамонов. – Эти ваши писания в пользу Бога сделали более неверующих, чем самые нечестивые творения безбожников. Не разумнее ли было вам меньше говорить, а больше мыслить и чувствовать, а главное, действовать пред Богом?.. Но дело в том, что разглагольствовать и пачкать бумагу легко, а добродетельным быть трудно… Есть что-то смешное и неловкое в тех приемах, к которым прибегаете вы, когда беретесь защищать Бога и объяснять предвечные тайны: вы всегда придаете Богу мелочность ваших собственных воззрений.

Ясно, что и ученый Филарет вынужден был признать, что молодой богач действительно свихнулся…

Князь, выйдя на Чистые Пруды, – на бульваре было полно детишек и их нянюшек и кормилиц, – осмотрелся. И вдруг выражение щенячьей серьезности с лица его слетело и заменилось приветливой улыбкой.

– А-а!.. – приподнимая шляпу, воскликнул он. – Наслаждаетесь солнышком?.. Bonjour, mesdames!.. Bonjour!

Три молоденьких девушки, гулявшие в сопровождении смуглой и зубастой француженки, расцвели улыбками. Это были Гончаровы. У матери их были большие средства, но они очень нуждались – как полагается. Князь с удовольствием осмотрел младшую, Натали: она была божественно красива. Но ботинки ее не блистали большой свежестью и сбоку даже были как будто позамазаны немножко чернилами, чтобы скрыть предательскую трещинку.