Во имя человека

И вот осенью, когда только начались лекции на третьем курсе, я как-то вышла из института после занятий и сразу увидела Виктора, даже сердце у меня кольнуло. Как всегда, он был одет хорошо, только вот привычной лихости в нем уже не чувствовалось — сидел на скамейке скромно, даже подтянуто. Я постояла, поглядела на него, справляясь с дыханием, — Виктор не видел меня — и быстро пошла в другую сторону. Шла, спотыкаясь на ровном асфальте, как давным-давно, когда мы с Виктором шли по Невскому, и вдруг услышала за спиной:

— Катя…

Остановилась, заставила себя обернуться — Виктор молча протягивал мне руку. Я пожала ее:

— С возвращением тебя!

— Спасибо, — и чуть дольше, чем полагается, задержал мою руку в своей.

— Ну, как служба? — спросила наконец я.

— А! — ответил он совершенно как в школе еще, даже хмыкнул насмешливо.

По этому коротенькому «а!» я тотчас поняла, что внутренний мир Виктора по-прежнему остается чуждым мне.

— А ты все такая же красивая! — сказал Виктор.

— Да и ты не изменился, — ответила я.

Мы вышли на Кировский проспект Петроградской стороны, пошли к станции метро.

— Людка мне сказала, что и Варвара Глебова, и Петька Колыш, и Левочка Шатиков, и многие другие из нашего класса учатся в институтах.

— Да. А ты что думаешь делать? Людочка не работает?

— Не знаю, что буду делать, — и пояснил с подкупающей простотой: — Людка теперь до старости работать не будет: она — мать.

— А тебе чего в институт не поступить?

— На этот год я уже опоздал. Да и конкурс большой, готовиться надо. Завербуюсь, может, куда; уеду на Север, к примеру.

Да, хоть это был уже не киноковбой, но, в сущности, Плахов, кажется, мало изменился.

— Давай сходим куда-нибудь, — сказал Виктор. — Деньги у меня есть.

Оказалось, что мы уже стоим у станции метро «Петроградская». Да, совсем как в школе: «Деньги у меня есть».

— А Людочка? Ваша дочь Клава?

— А!..

Я передохнула, справилась с собой, сказала:

— Спасибо, что пришел, что повидались. Не сердись на меня, Витя, но больше нам с тобой видеться не придется, понял? И писем не пиши, все равно не отвечу.

Глаза его тотчас стали непроницаемо-черными, губы растянулись презрительно. Я вспомнила, что точно такое же выражение лица было у Виктора, когда я чуть не получила от него пощечину.

— Ну, дело хозяйское! — хмыкнул он, повернулся и, не прощаясь, стремительно зашагал к Большому проспекту.

Я постояла еще, поглядела, как Виктор скрылся за домом, пошла в метро. Спускалась по эскалатору, ехала в поезде под землей, а мне все почему-то казалось, что я иду по пустынной тихой улице — жаркий полдень, желтеют стены домов, и по радио чуть слышно доносится старинная грустная песня: «Помню, я еще молодушкой была…»

Баклан и я Повесть

Глава первая

1

Сколько себя помню, я постоянно боролась с Бакланом. За него же самого, конечно, боролась.

А утром после выпускного вечера в школе, когда мы стояли перед моим домом… Стояли и молчали, и я все боялась, что Баклан сейчас поцелует меня… Боялась и сама хотела этого… Он отпустил мою руку, чуть отодвинулся и каким-то отчужденным голосом сказал:

— Знаешь, Леша, а лучше бы ты сама с собой боролась.

— Зачем это?!

Он усмехнулся, отвел глаза:

— Если человек борется с самим собой, он в любом случае останется победителем.

Я даже растерялась: неужели все мои труды даром пропали?! Хотела уж напомнить, а благодаря кому же он сегодня получил аттестат с медалью? И курсы крановщиков окончил? И послезавтра, в понедельник, нам уж выходить на работу: ведь навигация в полном разгаре!

Понимаю, что все это надо ему сказать, и не могу… Ведь Баклан отпустил мою руку и усмехнулся, отвел глаза, и голос у него был какой-то чужой… Неужели его взгляд, улыбка, движение значат для меня больше, чем все те правильные, необходимые слова, на которых и вся жизнь стоит?!

Заставила себя, подняла голову и посмотрела на него: лицо Баклана было испуганным, жалким и красивым! Я все смотрела и смотрела на его серые глаза под густыми, девчоночьими ресницами, прямой нос, — Баклан растерянно морщил его, — на высокие крепкие скулы, шапку волнистых растрепавшихся волос, широченные плечи…

— Я люблю тебя, Лена, — прошептал он.

«И я! И я!..» — радостно закивала я.

Баклан все не двигался, и лицо у него сделалось какое-то отвердевшее. Я поняла, что он ни за что не решится сейчас поцеловать меня: привстала на цыпочки, — ведь ростом я ниже, чем до плеча ему, — и сама поцеловала.

Ах Борька, Борька!..

А Баклан обнимал меня за плечи, и руки у него подпрыгивали, как на пружинах…

— Уже пять часов утра! — послышалось сверху.

На тихой предрассветной улице мамин голос из окна прозвучал резко и отрывисто как выстрел. Она, конечно, видела, как мы целовались. У меня загорелись уши, я хотела сразу же отодвинуться от Баклана и никак не могла посмотреть на маму. Но Баклан — от Борьки ведь не знаешь, чего ждать, — придержал меня за плечи, спокойно улыбнулся, сказал просто:

— С добрым утром, Надежда Владимировна!