Во имя Чести и России

И вот теперь эта образованнейшая и тонкая женщина, не обращая внимания на косые взгляды общества, в котором служение интеллигентной женщины больным казалось чем-то из ряда вон выходящим, почти неприличным, ежедневно ездила в больницы и своими руками перевязывала кровоточащие раны. Ее Дворец превратился в большой склад вещей и медикаментов. Именно она направила в Севастополь отряд врачей во главе Пироговым. Вместе с Пироговым они уговорили встать во главе Крестовоздвиженской общины дочь бывшего губернатора Петербурга Екатерину Михайловну Бакунину. Именитая аристократка, выросшая в холе и неге, имевшая большое влияние в высших сферах, эта женщина одной из первых с началом войны решила всецело посвятить себя заботе о больных и раненых.

Приезда Пирогова и сестер, некоторых из которых, включая Бакунину, Юлинька знала еще в Петербурге, она ожидала с большим нетерпением и надеждой, не имея больше сил видеть муки несчастных, которым некому было помочь.

О чем же это говорила она?.. Так отвыкла от долгих речей, что потеряла нить своего рассказа… Сколько ночей не спала она? От непривычно долгого сидения закружилась голова… Как странно, она говорила так долго, а никто не позвал ее от одра умирающего…

Умирающего… Вот уж не думала, что придется так свидеться с Петрушей… Юлинька никогда не забывала его и всегда любила, как брата. Радовалась, что он обрел свое счастье, и печалилась, что так и не смог перешагнуть через обиду, так и избегал ее. Даже на семейном празднике в честь дня рождения матушки держался отстраненно. А так хотелось, чтобы вернулось то родство, та дружба, не знавшая секретов, что была меж ними прежде… Юлинька надеялась на время, которое однажды преодолеет отчужденность и холодность. А теперь времени не осталось…

– Сестрица, исполни мою последнюю просьбу…

Она не возразила, видя, как стекленеют его глаза, как дыхание становится все более слабым… Только и могла, что руку холодеющую к губам поднести, глотая слезы.

– Моя жена… Она не должна узнать из чужих рук… Напиши Софье Алексеевне… Мурановой… Все напиши, как есть… Пусть уж она Тане скажет… Первый раз в жизни слово нарушаю. Я ведь поклялся ей вернуться живым…

Он не сказал более ни слова. Юлинька медленно поднялась, поцеловала усопшего в лоб и, закрыв его глаза, прошептала:

– Я все сделаю, как ты сказал, я обещаю тебе…

– Юлинька!

Она с удивлением обернулась на голос мужа. Тот быстро приближался. Юлинька сделала несколько шагов ему навстречу:

– Сережа, откуда ты здесь? Что-то случилось?

Сережа посмотрел на нее с беспокойством:

– Нет, это ты мне скажи, что у тебя случилось? Ты плакала? У тебя все лицо мокрое от слез!

Юлинька вытерла слезы рукавом, бессильно кивнула назад:

– Там… Петруша… Стратонов… Он скончался только что…

Сережа перекрестился:

– Царствие Небесное… – обнял жену. – Ну, тише, тише… Как бы я хотел, чтобы ты была сейчас в Петербурге. Здесь Господне воинство пополняется слишком быстро… Однако, думаю, моя новость немного тебя ободрит.

– Что за новость?

– Пирогов уже в Севастополе и с минуты на минуту будет здесь!

– Помилуй Бог, если бы он приехал днем раньше! Может, ему бы удалось совершить чудо и спасти Петрушу…

Необычный шум снаружи сообщил о прибытии знаменитого хирурга. Вместе с мужем Юлинька поспешила ему навстречу. Николай Иванович был уже в госпитале. То, что он увидел, привело его в негодование.

– Сколько ждут операций эти люди?! Вы что, добиваетесь, чтобы они у вас «выздоравливали», как мухи, как в пьесе г-на Гоголя?!

– У нас не хватает врачей! Мы работаем без отдыха! – оправдывался Ульрихсон.

– Немедленно подготовьте все, и я займусь этими несчастными сам! Да-с! Я прооперирую их всех, даже если для этого мне не придется знать отдыха несколько суток!

Пирогов не любил долгих рассуждений. И тем более не желал теперь вдаваться в выяснения, отчего раненые оказались в столь бедственном положении – нужно было сперва спасти жизни.

– Николай Иванович, я Юлия Никитична Половцева, – представилась Юлинька, – служу сестрой милосердия с первых дней войны, а прежде работала в Покровской общине и изучала медицину.

– Да-да, сударыня, – кивнул Пирогов, – я уже слышал о вас от Павла Степановича и вашего супруга.

– Готова выполнить любые ваши распоряжения.

Николай Иванович внимательно посмотрел на Юлиньку. Его суровое, рассерженное лицо приобрело вдруг сочувственное и ласковое выражение.

– Любые распоряжение, говорите? Извольте. Мое первое распоряжение вам: идите и теперь же проспите не менее шести, а лучше восьми часов. Или вы станете здесь пациенткой.

– Я себя хорошо чувствую…

– Голубушка, вы едва держитесь на ногах и того гляди упадете в обморок. Ступайте и отдохните! А после милости прошу – будете ассистировать мне на операциях, – с этими словами хирург удалился.

Юлинька покачнулась и, если бы Сережа не подхватил ее, упала бы без чувств, как и предугадал Пирогов.

– Вот, – покачал головой муж, – нужно было Николая Ивановича привезти, чтобы хоть он тебя вразумил.

Он понес ее к выходу из госпиталя.

– Куда мы? – слабо спросила Юлинька.