Во имя Чести и России

Эта неотступная мысль превратилась в своего рода одержимость. Но этой одержимостью заражены были почти все защитники города. Отстоять Севастополь или умереть вместе с ним – таково было общее желание. И неважно, что многие, как и сам адмирал, ясно сознавали, что город обречен. Должно быть, живущим мирной жизнью вдали отсюда людям такой фатализм, такая отчаянная решимость могла показаться безумием. Но не рассудительность трусов, а безумие храбрых пишут самые славные страницы в истории народов, ибо их самоотреченное, отвергающее мир безумие – свято.

С потерей Хрулева и Тотлебена Павел Степанович остался один. Это трагическое одиночество, наполненное скрытым от сторонних глаз ожиданием конца, пугало неотвратимостью скорого исхода. При посещении позиций Сергей не отходил от адмирала ни на шаг, моля Бога лишь об одном: чтобы пуля, назначенная Нахимову, досталась ему, капитану Половцеву…

– Государь дал мне аренду, – с горечью сетовал Павел Степанович по дороге на Малахов курган. – На что она мне? Лучше бы ядер прислали…

Адмирал всегда небрежно относился к царским милостям. На адъютанта покойного Императора, вторично прибывшего к нему передать Государев поцелуй, однажды просто накричал, сорвавшись:

– Опять с поцелуем-с?! Вы мне ядер, ядер пришлите!

– Вероятно, Его Величеству доложили, что все ваше жалование уходит на раненых…

– Да-да, и что семейство мое прозябает в бедности. Польщен-с! В мирное время я, пожалуй, принял бы эту аренду с благодарностью. Не пришлось бы одалживать у собственных офицеров на помощь семьям матросов. Но теперь! О чем они думают, в Петербурге-с? Звания, награды, аренды… А у нас не хватает оружия. И корпии… Кстати, вы не уговорили вашу жену покинуть город?

Как раз накануне Сергей говорил об этом с Юлинькой. Понимая, что трагическая эпопея Севастополя близится к концу, он не желал, чтобы она разделила этот конец. Но Юлинька придерживалась совсем иного мнения на этот счет. Для нее оставить своих раненых было столь же недопустимо, как для Сергея покинуть своего адмирала, а для Нахимова – Севастополь. Даже заклинания детьми, рискующими остаться сиротами, не помогли… Смахнула набежавшие слезы и повторило излюбленное нахимовское:

– Мы же все часовые здесь, и нам смены нет.

А ведь ей и впрямь не было смены. И раненые то и дело звали сестру Половцеву, и Пирогов высоко ценил ее и просил ассистировать при наиболее сложных операциях.

– Отважная женщина, – одобрил адмирал. – Передавайте-с поклон. И доверьтесь Богу, как она.

Что же иное оставалось…

На Корниловском бастионе Нахимова встречало громоподобное «ура!». Едва он соскочил с коня, как солдаты и матросы окружили его.

– Здорово, наши молодцы! – бодро обратился к ним Павел Степанович. – Ну, друзья, я смотрел нашу батарею, она теперь далеко не та, какой была прежде, она теперь хорошо укреплена! Ну, так неприятель не должен и думать, что здесь можно каким бы то ни было способом вторично прорваться. Смотрите же, друзья, докажите французу, что вы такие же молодцы, какими я вас знаю, а за новые работы и за то, что вы хорошо деретесь, спасибо!

Светлели потемневшие от усталости лица от этого приветливого, ободрительного слова. И от того, что адмирал, как всегда, к каждому обращался по имени, никого не забывая.

Поговорив с матросами, Нахимов направился к банкету у вершины бастиона. Он, как всегда, был верен себе. Шел по открытой площадке, пренебрегая траншеями, а на банкете остановился, оказавшись до пояса открыт беспрестанного свистящим неприятельским пулям.

– Павел Степанович, на бастионе идет церковная служба. Неугодно ли пройти туда? – осторожно предложил бледный от тревоги капитан Керн.

– Я вас не держу-с, – привычно отозвался адмирал, изучая вражеские позиции.

Его высокая, немного согбенная фигура в золотых эполетах была теперь близкой мишенью для французских батарей. Одна из пуль, уже явно прицельная, ударила в мешок возле локтя Нахимова.

– Они сегодня довольно метко стреляют-с, – равнодушно заметил он.

Сергей подошел к адмиралу, подавляя в себе отчаянное желание силой свести его с опасной позиции:

– Павел Степанович, нагнитесь пониже или зайдите за мешки! Они уже узнали вас! Пули так и свистят!

– Не всякая пуля в лоб, – ответил Нахимов и вдруг пошатнулся. Подзорная труба выскользнула из его руки и с грохотом упала. Адмирал судорожно схватился рукой за голову и без единого стона ничком повалился на землю.

В этот момент у Сергея было одно желание: чтобы следующая пуля ударила уже ему в голову. Он с отчаянием бросился на банкет, но капитан Керн мгновенно стащил его оттуда.

– Может, еще удастся спасти… – вымолвил дрожащими губами…

Штуцерная пуля пробила голову Нахимова насквозь, но он был еще жив. Его бережно понесли вниз, чтобы везти на квартиру. Срочно послали за Пироговым…

– Это конец… – отозвался Сергей. – Он нашел свою пулю…