Во имя Чести и России

Но, как бы ни было тяжко, а гостям в Стратоновке были рады всегда. Ныне гащивали здесь Юлинька с почти оправившимся от ранения мужем. Они спешили в Москву, где ожидали их перебравшиеся в Первопрестольную после вынужденной болезнью отставки Никиты Васильевича старики Никольские и дети, которых Юлинька и Сергей не видели с начала Крымской кампании. В Стратоновке же остановились они лишь на день-другой, дабы немного перевести дух после долгой дороги. Кроме них гостил в имении Александр Апраксин. После гибели старшего сына и смерти жены ему не сиделось на месте. Дочь училась в Смольном, младший сын – в Инженерном училище, и постаревшему поэту было совершенно нечего делать в опустевшем доме. К тому же его денежные средства были весьма стеснены для поездок, к примеру, в любимую им Италию. Оттого хандру и скуку Апраксин заглушал поездками по гостям. Он жил попеременно у Никольских, Стратоновых, у милейшей Мурановой, у иных знакомых, а в промежутках в монастырях – преимущественно в Троице-Сергиевой у архимандрита Игнатия или в полюбившейся Оптиной, а иногда – в Сарове. Потеря сына, на которого он возлагал большие надежды, и жены, бывшей для него неизменной опорой, надломила Апраксина. Он сильно постарел, сделался крайне вспыльчивым, то метал проклятия, то вдруг начинал истово молиться, вспоминая сына и покойницу-свояченицу. Такие перепады настроений характерны для детей и людей с расстроенной душой… Лаура жалела Александра Афанасьевича, и оттого он жил в Стратоновке уже добрых два месяца, подчас немало раздражая издерганного хозяйственными заботами Костю своими настойчивыми и не имевшими ничего общего с жизнью советами…

– И когда только этот несносный человек заскучает у нас и решит осчастливить своим посещением кого-нибудь другого! – сердился Константин.

Лаура мягко успокаивала мужа:

– Мы должны быть терпеливы. Ведь у нас есть наши дети, и мы есть друг у друга. А он потерял в один месяц и жену, и сына. Мы с тобой необыкновенно счастливые, и за это счастье должны благодарить Бога, помогая тем, кто менее счастлив.

– Скоро мы пойдем по миру, моя родная, и наше счастье отправится искать себе иной угол.

– Если и пойдем, то вместе – это уже счастье. А мир – не без добрых людей. Кто-нибудь и на нашу беду откликнется, как мы откликаемся на чужую.

– Уж не очередного ли чуда от своего чародея ты ждешь?

– Я всегда жду чуда. Но мой чародей исчез… Сергей опасается, что его отца уже нет в живых.

Сергей давно не имел от отца никаких известий. Это приводило его к печальному заключению.

– Как-то глупо все… До совершенных лет не ведал я моего родителя и, вот, узнав его на короткий срок, теперь, по-видимому, лишен буду даже могилы его. А также могилы моей второй благодетельницы – Эжени… Остается лишь каменный склеп, где лежит моя несчастная мать, которую я никогда не видел.

– Не спешите хоронить вашего батюшку, – отвечала Лаура. – Я не верю, чтобы он мог уйти без следа. Не такой он человек…

– Мало ли, что может случиться с бродягой… Ведь он же сделался бродягой. Бродягой с миллионным состоянием…

– Да, ваш отец – большой оригинал, – усмехнулся Константин. – Я ведь несколько раз хотел убить его, пылал к нему ненавистью!

– Мне кажется, убить его не смог бы никто, – покачал головой Сергей. – Он заговорен и от пули, и от клинка. Но он стар. А дорога… В дороге может случиться все, что угодно.

– Что вы намерены делать теперь, когда война клонится к концу? – спросил Константин.

Сергей помрачнел. Его посуровевшее, обветренное лицо сделалось жестким.

– Не имею понятия, – он хрустнул пальцами. – Севастопольский флот уничтожен, а сам город во власти неприятеля. Если бы не мое ранение, я бы ответил – сражаться! Хоть бы даже простым солдатом! Как мы сражались при Павле Степановиче… Но пока я не могу вернуться в строй, а когда смогу… Мир того гляди будет заключен, и что делать затем, я не представляю.

– Разве вы не вернетесь на флот? – спросила Лаура.

– На флот? – Сергей горько усмехнулся. – Севастопольского флота нет… Не знаю, смогу ли я служить на ином.

– Непременно сможешь, – вкрадчиво заверила Юлинька, пожимая руку мужа. – Ведь ты не сможешь жить без моря. Мы поедем… в Кронштадт! Или же к Андрею… Я еще не видела Тихого океана! А он, должно быть, так прекрасен!

Лаура любовно посмотрела на молодую женщину. Страшно подумать, сколько пережила она за последний год, а какое в ней прежнее неукротимое жизнелюбие, какая бодрость духа! Солнечная девочка – так звали ее в юные годы. Такой она и осталась. Маленькая частица солнца в женском обличии…

Разгладилось хмурое лицо капитана:

– Пожалуй, Андрея и впрямь проведать должно. Да и Тихий океан… В Кронштадте я не уживусь. Слишком близко к столице, ко всей этой бюрократической глупости. Павел Степанович в свою пору изнемог от нее и перебазировался к Лазареву. А на Тихом, может, и удастся вновь паруса поднять…

– Удивляюсь я всем вашим речам… – подал голос сидевший у камина Апраксин.