Во имя славы. Книга первая

Побитые саксы разбрелись залечивать раны, а лютичи отправились праздновать в хлев, оборудованный в подобие корчмы. Векша шмыгнул с ними, решив не дразнить соратников своей чистой рожей. Дражко хотел выхватить наглеца за шиворот, но успел заметить, как через ворота входит вооружённый отряд во главе с Синой.

— Живо внутрь! — рыкнул он дружине, и все скрылись за покосившимися дверьми.

Сина наверняка помнил Дражко в лицо, поэтому до темна лучше на улице не появляться.

Глава 12. Новая угроза

Хлев хоть и вычистили перед тем, как разместить наскоро сколоченные столы, всё же запах сена, навоза и животины въелся прочно. Само помещение использовали для скудных обедов, но ушлые вояки даже несмотря на сгоревшие обозы припрятали хмельное, так что столовая быстро превратилась в корчму.

Как поведал один из лютичей, Черень, — человек с квадратной челюстью, частыми прорехами в зубных рядах и чёрными, подстать имени, кучерявыми волосами, — драка случилась из-за саксов. Те упрекнули обычай делиться с богами едой, даже самой скудной. А когда увидели, как драгоценный мёд с шипением исчезает в пламени костра, потеряли всякий рассудок.

— Энти саксы, — прошепелявил лютич, — присасываются к кружке, аки младенец к сиське!

Он покосил взгляд на Ариберта, но, не получив возражений, продолжил:

— А ведь когда-то сами боролись с франками. За землю, за богов своих… Ты слыхал, что им вино дают в этих их кирхенах*? Знамо дело, почему крестились!

(*Kirchen — церковь по-немецки)

Дражко тоже глянул на Ариберта. Тот совершенно спокойно выдержал невежество лютича, хотя ни лютичей, ни невежества на дух не переносил.

Саксы привели с собой целую ораву жрецов. Те прибили к наиболее добротной хижине крест и проводили там свои обряды, орошая воинов водой, распевая на непонятном языке странные песни и рассказывая разные истории про мёртвых святых. По торговым делам Дражко бывал во франкских городах и видел, как это происходит в настоящих церквях. Однако даже в такой ситуации христиане тратили время на подобные вещи.

Их обряды казались скучными, долгими. Боги славян представлялись далёкими предками, не лишёнными человеческих пороков, и оттого понятными. Христианский же Бог был строгим, требовательным… Многие считали его слабым, но Дражко не разделял это мнение. По жестокости Бог не уступал даже Световиту*, а ревностное отношение к нему христиан поражало воображение. Даны, норвеги, свеи, фризы могли обманывать, ложно креститься по нескольку раз, даже отрекаться от своих богов ради выгоды или принимать его, как ещё одного покровителя, но христиане не уступали славянам в твёрдости своей веры. Даже слабые телом жрецы или простые смерды под страхом смерти продолжали взывать к Нему. А значит гнева Бога боялись больше, чем стали под рёбрами.

(*Световит — главный бог руян. Возможно, аналог или одно из имён Перуна. Имел несколько функций, одной из которых была война)

Из всей засланной братии говорил, в основном, Векша. Он быстро нашёл общий язык с соплеменниками, поднял несколько здравниц за лютичского князя Мелигасата, за присутствующих храбрых мужей, даже за проклятых саксов — чтоб им силёнок хватило потрепать вагров. Все знали про поход Табемысла, надеялись помочь своим родным краям, славно погуляв по стариградским округам.

Дружина хмуро слушала здравницы заклятых врагов. Перешёптывались, поджимали губы, не давая крепкому словцу вырваться наружу.

— А вы откель-ИК!.. Откель будете-то? — наконец спросил Черень, прибавив к шепелявости икоту от выпитого пива. — Вроде не помню ваши рож-ИК!

Кто-то из лютичей навострил уши, осознав то же самое.

— Да отовсюду, — ухмыльнулся Дражко. — Я, вон, с Руяна, — он решил, что приправить ложь правдой не помешает. — Деян из Волина, Векша, как ты понял — ваш брат.

— Но, но! — возразил Векша. — Я из ротарей*, а Чернь — из брежан*!

(*Ротари, брежане — одни из племён, составляющих племенной союз лютичей)

— Вот-вот, — кивнул тот.

— В общем, находники мы. Отовсюду собрались, — заключил Дражко, отхлебнув небольшой глоток из кружки.

— Понятно, понятно… Ну, за удачу на нашем нелёгком пути!

Новая здравница отвлекла лютичей, и празднование маленькой победы над наглыми саксами продолжилось. Недолго, правда — в помещение со злобным рыком влетел сотник, от вида которого все присутствующие едва не протрезвели. Дражко притворился, что тоже взволнован явлением грозного командира, а его примеру последовали и остальные.

Сотник тоже был из лютичей.

— Всеслав, — подсказал Чернь. — Батька наш. С ним шутки плохи…

И правда. Мёд, эль и прочее было безжалостно изъято, а вся братия согнана в обход вокруг деревни.

— Вы чьих будете? — спросил Всеслав, приметив незнакомцев.

— Сина — наш воевода, — почти не задумываясь, ответил Дражко.

Хотя такая ложь отозвалась першением в горле, будто глотнул перебродившего пива.

— Ха, знатно вас потрепали, да? — ухмыльнулся сотник. — Слышал, граф так кричал на вашего саксонского выродка, что эта развалюха, которую бодричи* называют домом, чуть не рухнула.

(*Бодричи — одно из названий ободритов)

Ариберт наконец позволил себе вспылить: