Во сне и наяву

Герман Львович, видя, как я с одного маха решаю контрольные, осторожно попробовал подсунуть мне свои каверзные задачки. Я одолела их все до одной в рекордно короткое время.

Математик остался чрезвычайно доволен и стал опять поговаривать об олимпиаде. Та должна была проходить в райцентре, в самом конце мая, и на нее от интерната готовилось поехать несколько человек.

Я не протестовала, мне было все равно. Олимпиада так олимпиада, главное, что на меня никто больше не сердится, не задает коварных вопросов, почему я бледная, невыспавшаяся и прочее.

Герман Львович надавал мне кучу сборников, наказав в свободное время порешать оттуда задачки и примеры. Вечерами, после полдника, я сидела в палате и честно одолевала одно задание за другим, стараясь не думать о предстоящей ночной встрече с Толиком.

Когда до олимпиады оставалась неделя с небольшим, я вдруг почувствовала сильное головокружение.

Я оторвалась от тетрадки, несколько раз моргнула, пытаясь прогнать неожиданно возникшее перед глазами цветное мельтешение, но оно никак не желало исчезать. Решив, что перезанималась, я поднялась из-за стола с твердым намерением лечь отдохнуть. Но к горлу подкатила тошнота, такая сильная и неудержимая, что меня буквально скрутило пополам.

Я едва успела добежать до туалетной комнаты, и меня вывернуло наизнанку. Сомнений не оставалось – я чем-то отравилась. За три с половиной года жизни в интернате такое со мной было впервые. Повариха тетя Катя готовила столь тщательно и аккуратно, что среди воспитанников желудочные расстройства встречались крайне редко.

Ополоснув под краном лицо, я вернулась в комнату, стараясь припомнить, из чего состоял сегодняшний обед, что могло послужить причиной моего плачевного состояния.

Светка, торчавшая в палате весь вечер, искоса наблюдала за тем, как я, еле волоча ноги, бреду к кровати, скидываю покрывало и без сил падаю на подушку.

– Что это с тобой? – Она поджала ярко накрашенные губы.

– Тошнит чего-то, – призналась я.

– Тошнит? – Светка прищурила черные глаза, хотела что-то добавить, но лишь качнула головой и промолчала.

Я прикрыла глаза и поудобней вытянула ноги на постели, пытаясь отключиться от мучительной, сосущей боли в желудке. Мне хотелось что-нибудь съесть, но лишь только я проглотила кусочек сухаря, припрятанного в тумбочке, тошнота накатила с новой силой.

– Что, опять? – спокойно прокомментировала Светка очередной марш-бросок в туалет.

Я не ответила ей, настолько мне было погано. В туалете я включила кран на полную мощь и долго держала под ним голову. На какое-то время это помогло, а потом все пошло сначала.

– На ужин пойдешь? – спросила Светка примерно через час. К этому времени я успела сбегать к заветной раковине раз семь, а то и больше, и чувствовала себя выжатой как лимон.

– Нет, – почти беззвучно пробормотала я.

– Дело хозяйское. – Она пожала плечами и скрылась за дверью. Людка ушла еще раньше, Маринка в очередной раз находилась в больнице.

Я лежала в одиночестве, и мое сердце наполнялось нехорошим предчувствием. Собственно, я сама не понимала, что меня так тревожит: ну подумаешь, отравление! Можно позвать Анфису, та сбегает к Марине Ивановне, возьмет у нее какие-нибудь таблетки, я выпью их и назавтра буду в норме.

Однако что-то мешало мне обратиться к воспитательнице. Я продолжала мучиться, в голову постепенно лезли всякие ужасные мысли.

Вернулась Светка, неся в руках тарелку с котлетами и картофельным пюре.

– Будешь? – Она поставила еду на стол перед моей кроватью.

– Нет, не могу. Дай лучше попить.

Светка кивнула, налила из графина воды в кружку и поднесла ее к самому моему носу.

– На, пей.

Я сделала глоток и, морщась, оттолкнула ее руку.

– Все, хватит. Убери, а то меня вырвет.

Она аккуратно поместила кружку на тумбочку, пододвинула стул к моей постели и села, закинув ногу на ногу.

– Одно не пойму, Васька, ты совсем без башни? Хоть въезжаешь, что с тобой? Или нет?

От Светкиных слов внутри у меня все сжалось. Я смотрела на нее, затравленно и беспомощно, как зверь, попавшийся в силки.

– Ты когда последний раз хворала? – Светка наклонилась совсем близко. – Понимаешь, о чем я?

Я кивнула и хрипло произнесла:

– В конце марта.

– А сейчас – май! – Светка посмотрела на меня с жалостью, как на смертельно больную.

Именно об этом я и думала последние сорок минут.

– Поздравляю, девушка, – язвительно произнесла Светка и качнулась на стуле взад-вперед. – Тебе, признаться, еще повезло. Полгода, почитай прошло, прежде чем ты… того…

– Что теперь делать? – шепотом спросила я, облизывая спекшиеся, шершавые губы.

– Снимать штаны и бегать! – весело захохотала Светка. – То-то Анфиса обрадуется! Ты ей к Новому году внучка народишь, а, Васька?

Мне захотелось пнуть ее так, чтобы она полетела на пол вместе со стулом.

– Заткнись.

– Да пожалуйста, – лисой пропела Светка, поднимаясь на ноги. – Ты ж у нас гордая, помощи просить не будешь, как я понимаю?

– Какая… помощь… – произнесла я, затратив на эти два слова остатки сил.

– Обыкновенная. – Она загадочно махнула длинными смоляными ресницами. – Женская, по дружбе, так сказать.