Во сне и наяву

Я сунула лимон в рот, сглотнула терпкий, кислый сок и почувствовала, как отступает муторная дурнота. Светка показалась мне лучшим другом, почти сестрой. Я готова была расцеловать ее в благодарность за избавление от страданий.

– Счастливых снов! – пожелала мне Светка и упорхнула из палаты.

Я легла на бок и натянула на голову одеяло, твердо решив, что к Толику сегодня не пойду.

22

Я пришла к нему назавтра, после уроков.

– Ты где была? – требовательно произнес Толик, лишь только я переступила порог палаты. – Почему не… – он внимательней пригляделся ко мне, и его лицо помрачнело. – Что, проблемы?

Вместо ответа я тяжело вздохнула.

– Дура потому что, – резко проговорил Толик и отвернулся от меня к окну. – Думать надо было! Башкой, а не другим местом. Да что с тобой говорить, дура и есть.

Сказать по совести, когда я шла к нему, то меньше всего рассчитывала на сочувствие или жалость. Я хорошо знала Толика и могла предвидеть его реакцию.

Но почему-то сейчас, в этот момент, мне стало невыносимо горько и обидно. Неужели я не заслужила каплю теплоты и понимания, хотя бы одно ласковое слово, да что там – просто человеческий взгляд, ободряющую улыбку?

Почему Толик вечно обращается со мной так, будто я – обвиняемая, а он прокурор!

По моим щекам сами собой поползли слезы. Я впервые плакала при Толике, не таясь, открыто, демонстрировала ему, что у меня тоже могут быть чувства, гордость, самолюбие.

Он обернулся, пробормотал вполголоса какое-то ругательство, а затем сквозь зубы произнес:

– Пойди сюда.

Я подошла к нему и, всхлипывая, встала у кровати. Плечи мои дергались, губы дрожали.

– Там, – Толик кивнул на тумбочку, – глянь на верхней полке.

Я опустилась на колени и дернула дверцу за ручку. На верхней полке лежала толстая книга, кажется, какая-то фантастика.

– Открой на семидесятой странице, – приказал Толик, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза.

Я послушно перелистала книгу и в указанном месте обнаружила тоненькую, как цветочный лепесток, стодолларовую бумажку.

– Бери, – проговорил он глуховатым голосом. – Бабка летом приезжала, в подарок привезла. Ну чего ты? Возьми, я сказал! – Толик, не дожидаясь, пока я среагирую на его слова, сунул купюру мне в кармашек блузки. – Все, больше ничего нет. – Он опустил лицо и замолчал, перестав обращать на меня внимание.

Я почувствовала, как к горлу подступает ком, и, боясь разрыдаться в голос, стремительно выбежала из палаты.

В коридоре я едва не сбила с ног Жанну – та отпрянула от меня в сторону, брови ее удивленно взлетели.

– Василисочка? Ты что такая печальная? Тебя Волков чем-то обидел?

Я помотала головой.

– Нет? – Жанна глянула с недоверием. – Точно? Ну смотри!

Я поспешно сглотнула остатки слез.

– А я как раз тебя искала, – весело проговорила Жанна. – Там новые вещи привезли для малышей. Идем, поможешь сортировать.

Она привела меня к себе в комнатенку, сплошь заваленную сумками и тюками.

– Вот, видишь, как спонсоры стараются! Попробуй разобраться вот с этим. – Жанна пододвинула ко мне ногой большущий баул. – Здесь белье, трусики, маечки. Все вперемешку, для девочек, для мальчиков. Нужно отложить отдельно и скомпоновать по возрастам. Ясно?

– Да.

– Ты плохо выглядишь. – Жанна недовольно покачала головой. – Бледная, измученная. Точно тебя что-то изнутри сосет.

Я подумала, что она почти угадала. Внутри у меня действительно сидел маленький, ненасытный и жадный червячок. Половинка его была моя, половинка – Толикова, он рос не по дням, а по часам, забирая у меня все соки и силы.

Я ненавидела этого червячка, от всей души желала избавиться от него, стать, как прежде, беспечной и свободной.

Скоро, скоро это должно произойти! У меня уже есть сто долларов, почти половина той суммы, которую просит Светка за свои услуги. Остальное я ей отработаю и буду снова видеться с Толиком. Каждую ночь, и даже днем, если он захочет!

Мне не было ни стыдно, ни страшно от собственных мыслей. Очевидно, я, хоть и считала себя взрослой и самостоятельной, на деле была лишь ребенком, всецело поглощенным тем, чтобы ему вернули любимую игрушку. Ею стал для меня Толик, и я готова была без жалости и колебания уничтожить все, что мешало нашим отношениям.

В то время как голову занимали невеселые мысли о предстоящем тяжелом и неведомом испытании, руки машинально и проворно выполняли заданную Жанной работу. Я одну за другой вытаскивала из сумки вещи и раскладывала их по стопкам: девчачье в одну, мальчиковое в другую, не забывая делить их соответственно возрасту.

Вскоре баул опустел.

– Все? – Жанна радостно всплеснула руками. – Милая ты моя! Ну что я бы без тебя делала? – Она звучно расцеловала меня в обе щеки. – Вообще, Василиса, ты – прелесть. Самая лучшая из всех наших интернатских. И как это ты умудрилась стать такой умницей, при своих-то родителях? – Жанна глянула на меня искоса, хитро прищурившись, и вдруг выпалила: – Слушай-ка, а может, твоя мать тебя вовсе не от отца родила?

– А от кого? – спросила я с недоумением.