Во сне и наяву

Машина свернула с проселочной дороги на бетонку. Впереди показались высокие дома – по сравнению с деревушками, тянувшимися до сих пор вдоль трассы. А по сравнению с Москвой это были карлики в два, три этажа, редко в пять.

– Вон она, школа, – обернулся спереди Геннадий Георгиевич, – сейчас подъедем.

Я почувствовала, как деревенеет шея.

– Не боись, прорвемся. – Светкины цепкие пальцы сжали мою руку. – Ну-ка, вылезай давай.

Я дернула дверцу и вышла на залитый асфальтом круглый школьный двор. Он был совершенно пуст, не считая двух мамаш с колясками, прогуливающихся вдалеке, под самыми окнами.

– Дети, все заходим внутрь, – громко объявила Жанна, – там нас должны встречать.

Вестибюль школы оказался куда меньше нашего, интернатского, но он был заполнен народом. Толпа образовывала полукруг, в центре его, у стены, стояла молоденькая очкастая учительница в строгом бежевом костюме и с бумажным листом в руках.

– Внимание! – вещала очкастая хорошо поставленным голосом. – Участники из школы номер шесть, вы проходите в тринадцатый кабинет. Там вас проинструктируют. Поняли меня?

– Да-а! – раздался в ответ нестройный хор.

– Замечательно. Школа номер девять! Вы идете на второй этаж, в двадцать пятый класс. Школа номер одиннадцать!

…Она дочитала список почти до конца, и тут только объявила:

– Школа-интернат номер пятнадцать! Где вы у меня?

– Тут! – Жанна подняла руку и помахала ею в воздухе.

– Отлично! – Лицо очкастой расплылось в приветливой улыбке. – Марина Ивановна с вами?

– Нет, она не приехала, – ответила Жанна, – дел много.

– Жаль, очень жаль, – огорчилась кураторша. – Передавайте ей огромный привет. У нас для вас приготовлен второй кабинет, идите, готовьтесь, через пятнадцать минут я приду за детишками.

Мы, с трудом протиснувшись сквозь людское столпотворение, почти не уменьшившееся, несмотря на то что всех участников направили по классам, добрались до нужного кабинета.

– Садитесь и отдыхайте, – велела Жанна. – Формулы повторите потихоньку. Я сматываюсь, ладно?

– Ладно, – охотно согласилась Светка.

– Ты-то что будешь делать тут три часа? – Жанна поглядела на нее с сомнением. – Под дверью стоять? Этот-то кабинет наверняка запрут.

– А хоть бы и под дверью. – Светка обезоруживающе улыбнулась. – Буду поддерживать морально. Болеть, то есть.

– Ну, болей. – Жанна махнула рукой и выпорхнула из класса.

– Интересно, нас кормить тут будут? – задумчиво проговорил семиклассник Федя Симошук.

– А ты думал! – оскорбился Геннадий Георгиевич. – И кормить, и поить. Как же иначе, вы ведь мозги напрягаете.

– Герман Львович сказал, победителей пригласят в Москву, на курсы при университете, – сообщила маленькая, смешливая Катюша Звонова.

– Так оно и есть, – компетентно заявил Геннадий Георгиевич, – я лично слышал об этом. Так что, дети, это ваш шанс, смотрите, не упустите. – Он высунулся в открытое окно и зажег сигарету.

Светка незаметно дернула меня за руку.

– Эй, слушай сюда. Выходи минут через пять после того, как вас заведут в класс. Усекла?

– Да.

– Отсюда до тети Дашиного дома рукой подать. Только бы она не слиняла никуда.

– А что, может? – забеспокоилась я.

– В том-то и петрушка, – озабоченно подтвердила Светка.

– Девчонки, о чем шушукаетесь? – весело полюбопытствовал Геннадий Георгиевич.

– Я ей даю последние наставления, – объяснила Светка.

– Ты? – Геннадий Георгиевич выразительно хмыкнул. – У тебя что по алгебре-то?

– Трояк!

– Вот именно.

– Ну и что? – нахально заявила Светка. – Это не имеет никакого значения. Зато я знаю, как правильно мобилизоваться.

– Ты, Караваева, все всегда знаешь, – вздохнул Геннадий Георгиевич, – а лучше всего то, что знать вовсе не полагается. Бабушка-то твоя как, скрипит помаленьку? Такая славная старушка, помню то время, как она у нас в интернате уборщицей работала. Чище ее полы никто не мыл, это уж точно. А теперь отдыхает, поди, по старости?

– Отдыхает, – усмехнулась Светка.

– Зря лыбишься, Караваева, тебя из-за нее только в интернате и держат, из-за бабули твоей, Алены Егоровны. Больно уж Марина Ивановна жалеет ее, уважает. Ты смотри, не обижай старуху, ее радовать нужно, у ней и так жизнь тяжелая, не приведи господь.

Светка повернулась ко мне и скорчила уморительную физиономию.

– Задолбал, козел толстобрюхий, – проговорила она довольно отчетливо, хотя и тихо. – Скорей бы убирался отсюда, чинить свой драндулет.

Словно услышав ее, Геннадий Георгиевич проговорил:

– Ну где там наши организаторы? Пора бы вам идти, а я машиной займусь. Колеса надо подкачать, да и ремень генератора подтянуть.

– Вот-вот. – Светка выразительно кивнула.

В это время в дверях показалась очкастая.

– Пора. – Она сладко улыбнулась. – Желаю удачи.

– Спасибо, – хором поблагодарили Федя и Катюша.

– Вперед. – Светка подтолкнула меня в спину.

Вслед за очкастой мы поднялись на второй этаж, в зал. Там стояли принесенные из классов парты. Нас рассадили по одному, перед каждым положили по листу бумаги, разрешили оставить при себе чистую тетрадь, ручку и карандаш, после чего другая преподавательница, постарше очкастой, перевернула большую коричневую доску другой стороной.