Во сне и наяву

У первого дома она остановилась, заглянула за угол. Большая стая крыс в два десятка особей пересекла двор, спешили по каким-то своим крысиным делам. Убежали. Проорала птица. И все, вроде никого нет. Света быстро вышла из-за угла и поспешила за крысами. Теперь ее волновала Аглая. Встретиться с ней еще раз девочке не хотелось от слова «совсем». И, к счастью, она быстро добралась до своего камня, а после и до своего двадцать восьмого дома по улице Гастелло. Она еще не вошла в развалины, но сначала тихо, а потом погромче позвала:

– Лю… Лю, вы тут? – Подождала нужное время и повторила: – Лю!

Первый раз за все это время она проснулась у себя в постели, и у нее не текла кровь и не болели порезы. Новых ран и синяков на ней не было, зато запах… Пусть даже субстанция на ее коже засохла, запах все равно был ощутимым. Братья спят, она вскакивает, быстро собирает простыню, наволочку, вытряхивает одеяло из пододеяльника и бежит в ванную. Нога чуть-чуть болит, но это ерунда, она с подобной травмой, вопреки указаниям тренера, даже бегала немножко. Закинула все белье в машинку, сама села в ванну. И мылась, и мылась. А настроение у нее было отличным, как и когда два года назад Света выиграла «зоналку» на пять тысяч метров. А второй раз чуть больше года назад, когда она на десяти тысячах метров «выбежала» из тридцати шести минут, в пятнадцать лет выполнив таким образом норматив на кандидата в мастера спорта. Казалось бы, ну нашла одежду, ну побежала, добыла себе ботинки со штанами, и что? А пусть кто-нибудь другой попробует побежать и добыть. Вон от одного такого добытчика только нога сгнившая осталась у фонтанчика.

Так и сидела, наслаждаясь мылом и горячей водой, пока в дверь не начал ломиться Колька:

– Света-а, Света-а-а… Открой, Макс в туалет просится.

Ее приподнятое настроение близнецы заметили, болтали с ней всю дорогу до самого детского сада. На обратном пути она забежала в магазин, купила две «свердловские» булки, себе и папе на завтрак.

Дома с удовольствием съела одну – съела бы и другую, аппетит разыгрался, но оставила ее папе, удовлетворившись вареным яйцом с майонезом.

Посидев и поговорив с мамой, дождалась отца, а он, придя со смены, сказал, что не устал и подежурит у постели больной, пока Светлана не вернется из школы. Как всегда, девочке не хотелось туда идти, но с папами не спорят.

– Эй, Светка, – окликнул ее отец перед уходом, – а что у тебя с рюкзаком?

Он протянул руку.

– Порвался, – ответила Светлана. Конечно, она не будет говорить, что рюкзак порвал придурок-одноклассник.

– Сегодня возьму его на работу и все поправлю, – сказал папа.

Да, папа мог все поправить. Кроме здоровья мамы.

– Фома! – Придурок орал так, что люди из окон выглядывали узнать, кто такой этот «Фома».

Света даже не обернулась. «Господи, да как же сделать так, чтобы не встречать этого урода каждое утро?» Она развернулась в другую строну и ускорила шаг.

– Погодь… Фома! – орет Пахомов и топает сзади своими дорогими башмаками сорок шестого размера.

Девочка переходит на бег, сворачивает на улицу Гастелло, до Московского проспекта можно добежать и так. А придурок снова несется за ней. Она оборачивается. Пахом бежит резво. Но он вейпер, Света знает, что его надолго не хватит.

Так и есть, она пробежала до перекрестка, а у бани Пахомов отстал, только крикнул вслед обиженно:

– Фома… Овца ты кринжовая!

Но Светлану это не задело, она даже посмеялась про себя и, не останавливаясь, добралась до Московского проспекта.

– Всем привет, – тихо сказала она, войдя в класс.

Как обычно, прошла к своей парте, кинула рюкзак, рухнула на стул. И вдруг поняла, что две классные заводилы, Бельских и Катаева, смотрят на нее. Что-то не так? Чего им нужно? Девочка напряглась, а Люба Бельских спрашивает:

– Фомина, а что у тебя с лицом?

– У меня? – Светлана даже растерялась немного. Сами девчонки с ней давно первыми не заговаривали. – А что у меня с лицом?

– В солярий ходишь, – догадалась Оксана Катаева.

– Я? Нет. Не хожу, – ответила Света все еще чуть растерянно. Но внимание одноклассниц было ей приятно.

– Понятно. – Бельских поджала губы. – А загораешь ты под жарким петербургским солнцем.

Но тут в класс ввалился Пахомов, он, ни с кем не поздоровавшись, сразу идет к ней.

– Фома, овца тупая, ты че, не можешь остановиться, когда тебя просят? – Пахом навис над ней всем своим огромным ростом и попытался дать щелбан, уже руку протянул к ее лбу, но Света перехватила.

– Отвали, Пахомов. – Света смотрела на него снизу вверх, но без какого-либо намека на страх.

Пахомов очень сильный, рука у него как из бетона, и согнутый для щелчка палец все ближе к ее лбу, и он еще ухмыляется, видя, что Светлане удержать его руку нелегко. Наконец он пересилил, щелкнул по лбу. Щелкнул и засмеялся. А у Светы на глазах навернулись слезы. И хорошо. Ей очень не хотелось смотреть на одноклассников.

– Овца стремная! – Пахомов вырвал руку, но больше лезть не стал, отошел от ее парты и плюхается, довольный, на свой стул.