По мере того, как я излагаю это, во мне пробуждается интерес к теме. Получается на удивление любопытно. Я встаю и раздуваю огонь, продолжая рассуждать.
— Осознание не может творить ошибочно, но может ошибочно воспринимать. Создав эго, Брахман вводит видимость несовершенства в свою скучно совершенную вселенную. Отсюда возникает драма и конфликт, и теперь вселенная больше не скучна, что и является целью. Кто ж захочет смотреть скучный сон.
— Интересно, — говорит Мэгги. — Это можно пустить в дело.
— Конечно, поскольку кинематограф, которым ты увлечена, это тот же самый бизнес: проецирование чего-то интересного на пустой экран, видимость развлечения для сознания, шум и ярость, не означающие ничего.
— Итак, Адам и Ева были первыми персонажами.
— В мифе, но их мотивы неверно трактуются. Не то чтобы они осознали свою наготу и почувствовали стыд — они осознали свою бессмысленность и почувствовали страх. Вот реальный уровень их обнаженности: быть раздетым — это метафора. Итак, у нас есть эмоциональный источник страха вкупе со способностью неверного толкования, то есть эго, и сцена для драматической вселенной готова. У нас есть все элементы для нашей игры: театр, подмостки, персонажи, страсть, невежество, конфликт и публика. Теперь вся эта штука оживает и устраивает представление. Кен и Барби оживляются силой страха, который попадает на снабженную изъянами призму эго и преломляется в полный спектр эмоций.
— Ого, — говорит она в удивлении, — в этом почти есть смысл.
— Да, — соглашаюсь я в таком же удивлении, — почти.
* * *
Она делает заметки, пока я расхаживаю перед очагом и пытаюсь все осмыслить.
— Итак, — говорю я, — теперь можно сравнить этот и другой миф о творении — Большой Взрыв. До Взрыва нет ничего: ни пространства, ни времени, ни энергии, ни материи — ничего. А потом внезапно —
— Разве Большой Взрыв не научный факт?
— Религия — это система верований, а Бог — это их магическое объяснение. Наука тоже система верований, и Большой Взрыв — их магическое объяснение. Что предшествовало Богу? Что предшествовало Большому Взрыву? Бездна, ничто, тьма. Вот здесь и призывается магия, как раз в той точке, где разум пасует.
— Да, но как можно
— Очень хорошо. Очевидно, что не может.
— Но что происходит, когда мы проверяем наши допущения и начинаем заново? — спрашивает она. — Разве мы не будем приходить к тому же выводу снова и снова?
— Истина никогда не бывает тайной и всегда проста, нужно только задать правильный вопрос.
— Какой правильный вопрос?
— Правильный вопрос всегда похож на стену, препятствующую твоему дальнейшему продвижению. Разрушь препятствие и сделай шаг.
— О боже, это уже чересчур для моей домашки.
— Теперь ты помогаешь мне с моей. Записывай, пожалуйста. Вопрос, как что-то может произойти из ничего — фальшивый, потому что исходит из допущения существования ничто.
— А ничто невозможно?
— Точно. Ничто буквально невозможно. Доказательство тому — опровержение нуля. Как только ты устанавливаешь истину бесконечного сознания, ты устанавливаешь истину единицы. Если есть единица, то нуля нет. Единица — это сознание, и сознание есть все.
— Итак, ничто не существует, а что-то существует.
— Единственное что-то — это сознание. Наука и религия прибегают не к разуму, а к магическим объяснениям, чтобы объяснить существование физической вселенной, потому что для них жизненно опасно признать то, что менее ангажированные мыслители поняли еще много тысяч лет назад. Физической вселенной нет. Реальность нереальна.
— Да, теперь это полностью ваша теория. Я даже не поняла, что вы только что сказали.
— Хорошо, давай вернемся к твоей. Миф о творении на самом деле не требует осмысления, он и так хорош. Причина, по который ты не видишь перед церквями и университетами обозленных толп, требующих менее смехотворных объяснений, в том, что все мы плывем в одной лодке. У нас у всех внутри одна и та же черная дыра, и мы все экзистенциально заинтересованы в том, чтобы и дальше покрывать эту историю. Вот что делают мифы: они помогают нам спокойно не замечать эти большие мигающие табло, где говорится, что в наших историях нет смысла.