Стали крылья мотылька.
Листья плюща трепещут.
В маленькой роще бамбука
Ропщет первая буря.
Растает в руках моих, —
Так горячи мои слезы, —
Белый иней волос.
Лук для очистки хлопка.[77]
Звон тетивы, словно пенье струн, —
Здесь в бамбуковой чаще.
Ты стоишь нерушимо, сосна!
А сколько монахов отжило здесь,
Сколько вьюнков отцвело…
О, дай мне еще послушать,
Как грустно валёк стучит в темноте,[78]
Жена настоятеля храма!
Роняет росинки – ток-ток —
Источник, как в прежние годы…
Смыть бы мирскую грязь!
Ты так же печален,
Как сердце погибшего здесь Ёсито́мо,[79]
О ветер осенний!
На забытом могильном холме
«Печаль-трава» разрослась… О чем
Печалишься ты, трава?
Мертвы на осеннем ветру
Поля и рощи. Исчезла
И ты, застава Фува́![81]
Нет, нет, я не погиб в пути!
Конец ночлегам на большой дороге
Под небом осени глухой.
Белый пион зимой!
Где-то кричит морская ржанка —
Эта кукушка снегов.
На утренней бледной заре
Мальки – не длиннее вершка —
Белеют на берегу.
Даже «печаль-трава»
Здесь увяла. Зайти в харчевню?
Лепешку, что ли, купить?
«Безумные стихи»… Осенний вихрь…
О, как же я теперь в своих лохмотьях
На Тикусая нищего похож!
Подушка из травы.
И мокнет пес какой-то под дождем…
Ночные голоса.
Эй, послушай, купец!
Хочешь, продам тебе шляпу,
Эту шляпу в снегу?
Даже на лошадь всадника
Засмотришься – так дорога пустынна.
А утро такое снежное!
Сумрак над морем.
Лишь крики диких уток вдали
Смутно белеют.
Вот и старый кончается год,
А на мне дорожная шляпа
И сандалии на ногах.
Чей это зять там идет?
Тестю несет на спине подарки.
Начинается «год Быка».[83]
Весеннее утро.
Над каждым холмом безымянным
Прозрачная дымка.
В храме молюсь всю ночь.
Стук башмаков… Это мимо
Идет ледяной монах.
О, как эти сливы белы!
Но где же твои журавли, чародей?
Их, верно, украли вчера?
Стоит величаво,
Не замечая вишневых цветов,
Дуб одинокий.
Пусть намокло платье мое,
О цветущие персики Фусими,[84]
Сыпьте, сыпьте капли дождя!
По горной тропинке иду.
Вдруг стало мне отчего-то легко.
Фиалки в густой траве.
Смутно клубятся во тьме
Лиственниц ветви, туманней
Вишен в полном цвету.
Ветки азалий в горшке,
А рядом крошит сухую треску
Женщина в их тени.
Такой у воробышка вид,
Будто и он любуется
Полем сурепки в цвету.
Два наших долгих века…
А между нами в кувшине
Вишен цветущие ветви.
Ну же, идем! Мы с тобой
Будем колосья есть по пути,
Спать на зеленой траве.
О где ты, сливовый цвет?
Гляжу на гроздья унохана́ —
И слезы бегут, бегут.
Крыльями бьет мотылек,
Хочет их белому маку
Оставить в прощальный дар.
Из сердцевины пиона
Медленно выползает пчела…
О, с какой неохотой!
Молодой конек
Щиплет весело колосья.
Отдых на пути.
Тонкий летний халат.
До сих пор дорожных вшей из него
Не кончил я выбирать.
Стихи из путевого дневника
«Письма странствующего поэта»[85]
Странник! – Это слово
Станет именем моим.
Долгий дождь осенний…
«О, глядите, глядите,
Как темно на Звездном мысу!»
Стонут чайки над морем.
До столицы – там, вдали —
Остается половина неба…
Снеговые облака.
Что мне зимний холод!
С другом я делю ночлег.
Радостно на сердце.
Солнце зимнего дня.
Тень моя леденеет
У коня на спине.
Берег Ирагодза́ки.
Я заметил ястреба вдалеке,
Какая радость!
Очищено от ржавчины времен,
Вновь воссияло зеркало, а снег
Цветами вишен кровлю убелил.
Сколько выпало снега!
А ведь где-то люди идут
Через горы Хако́нэ.[87]
Все морщинки на нем разглажу!
Я в гости иду – любоваться на снег —
В этом старом платье бумажном.
А ну, скорее, друзья!
Пойдем по первому снегу бродить,
Пока не свалимся с ног.