Все кончено, думала Милли. Все кончено.
А у нее нет ни дыхания, ни слов, чтобы помолиться.
Рюкзак полетел к алтарю. С мгновение казалось, что он упадет прямо в серебристый огонь, но рюкзак не долетел и приземлился на самом краю, грянувшись с оглушительным треском, который был слышен даже сквозь бой барабанов и гул земли.
Музыка оборвалась. Плясуны и Жрецы стали медленно оборачиваться на шум. Земля стонала и ревела, все окутывала пыль.
Разумеется, баллон покорежился от удара, но, если и случилась протечка, серебряное пламя не подожгло газ, хотя брезентовая ткань рюкзака уже чернела и расползалась.
– Пошли. – Элли подтолкнула Шарлотту. Девчонка ошалело посмотрела на нее. – Пошли! Бежим!
Плясуны поползли к краю алтаря. Жрецы в своих масках из дубленой кожи стояли безмолвно. А чернеющий рюкзак так и валялся возле огня.
Земля трещала и стонала. Элли услышала топот убегающей Шарлотты и медленно попятилась, держа «Итаку» на уровне бедра; взмокшие руки облепила пыль. Жми на спуск. Жми на проклятый спуск. Но выстрел привлечет тварей. Трусливая, предательская мыслишка: если не двигаться и не шуметь, они погонятся за Шарлоттой.
Жми на спуск, Элли. Но палец не двигался. Одна из тварей спрыгнула с алтаря и припустила по Шарлоттиным следам.
Давай. Давай.
Не могу. Это самоубийство. Надо. Не смею. Она досадливо хмыкнула, и это помогло: тварь замедлила свой ползучий бег и механическим движением повернула голову к Элли. Ту передернуло от этого зрелища, и наверное, именно поэтому палец на спусковом крючке пришел наконец в движение; во всяком случае, «Итака» дернулась в руках, глухо рявкнув, и огненный залп метнулся к рюкзаку.
Несмотря на обрезанный ствол, прицел оказался удачным; ракета угодила точно в рюкзак, и Элли ничком кинулась в пыль, приготовившись к взрыву. Но ни грохота, ни вспышки не последовало, а открыв глаза, Элли увидела, что клыкастое рыло чудовища тянется к ней.
Ее крик был защитной реакцией, рефлексом, который нельзя побороть, как нельзя остановить сердце, но в ту же секунду Элли поняла, что подписала себе приговор. Она отползала на спине по грязи, сражаясь с затвором дробовика, когда первая тварь бросилась к ней. Элли видела, как другие Плясуны спрыгивают с алтаря и бегут в ее сторону. А за ними навытяжку застыли Жрецы и взирало Око; Элли понятия не имела, видит ли оно ее, понимает ли, кто она такая.
Но затвор «Итаки» отошел наконец назад, и стреляная гильза выскочила из казенника. Элли передернула затвор, досылая новый патрон, и, как только страшные лапы потянулись к ней, ткнула ружьем в ненавистную морду и нажала на спуск. Дробовик рявкнул, толкнув отдачей. Сверкнула вспышка, полыхнул огонь, и тварь опрокинулась навзничь, молотя когтистыми лапами и вздымая пыльные вихри; Элли откатилась назад, чтобы избежать когтей. Сквозь пыль она увидела, как остальные Плясуны со страшной скоростью мчатся к ней.
Бежать или сражаться – итог один, но теперь она спокойна, паника отпустила. Элли передернула затвор, выстрелила в другую тварь, повернулась и снова выстрелила. Обе цели рухнули, корчась, извиваясь и крича от боли. Повсюду лежала пыль; Элли кашляла и задыхалась, натягивая шарф на рот и нос.
Серебристый свет пламени узкой полосой пробивался сквозь дымку раскрошенных костей. Если определить, где лежит рюкзак, возможно, в него удастся попасть очередным выстрелом. Но уже приближались другие Плясуны, а сколько в дробовике осталось зарядов? Сколько их изначально было? Шесть? Семь? Плюс один в патроннике?
Элли повернулась, чтобы бежать, уже зная, что не получится: что-то вцепилось ей в воротник пальто.
И тут баллон взорвался.
64
Вот и все, думала Милли, конец Барсоллу и ей заодно. Все ее надежды и чаяния погибнут здесь, вместе с человечеством и всем миром. Миллисента Эбигейл Эммануэль, вам каюк.
Их осталось человек двадцать, от силы тридцать. Вот Ноэль и Лора Кэддик; положив рядом с собой ружье, Лора обнимала Тару и малыша, беззвучно плача: ее слезы блестели в мерцании свечей. Рубен тоже притих; песик выгнул спину, припав на передние лапы, готовый кинуться на первого же неприятеля, который ворвется в церковь.
А вот Эми и Кевин Ли из китайского ресторана, которые приютили Ноэля в то первое ужасное нападение. Крис Брейлсфорд тоже здесь, но Вазончик с женой исчезли; Джона и Виктории Кеннард тоже нигде не видно. Если стариков не прибили снаряды, значит, твари схватили их при попытке бежать с Луговой рощи. Тут нужно было двигаться быстро, а проклятые выродки не щадили отставших.
Милли душили слезы; она слышала, как люди кричали, попав к тварям в лапы, как молили о помощи, а она ничем не могла помочь. Впрочем, как и остальные. Все, что они могли, это бежать дальше. Что еще она могла сделать? Да, им было страшно. Охренеть как страшно, само собой. Но, что еще хуже, у них не было выбора. Ни Милли, ни кто другой ничего не могли поделать. Никто. Ничего. Только бежать, оставляя несчастных позади – жить-то хочется, – и гнать мысли о тех, кому не смогли помочь.