Во тьме безмолвной под холмом

Веки слипались. Так и заснуть недолго. А нельзя. Ни в коем случае. Столько еще предстоит сделать… Однако желание урвать хоть минутку отдыха было почти непреодолимым. Нужно сопротивляться: жители Барсолла нуждаются в помощи, а она на службе.

Элли встала и направилась к церкви. Окна, разумеется, были разбиты, а тяжелые входные двери сорваны; одна створка валялась в траве у ступеней. Над дверным проемом красовался знакомый знак “gīml”, а рядом – символ, который она обнаружила рядом с Тони Харпером: “hē”, то бишь «ликование».

Хотя вера Мэдлин не остановила чудовищ, они каким-то образом без труда распознали храм Божий, несмотря на слепоту, и от души поглумились: в каменной кладке зияли выбоины и трещины – твари выкорчевывали надгробья и разбивали об стену. Элли видала картины и похуже, чем сумрачный интерьер разгромленной церкви, но не так уж часто. Наверное, стоит потом заглянуть туда, но только если позволит время – дел и так навалом, а солнце скоро начнет клониться к закату.

А сейчас она сдержит обещание, данное Мэдлин Лоу.

Снаружи приходской дом пострадал меньше, чем храм, не считая выбитых дверей и окон и уже привычного знака “gīml”. Внутри, однако, разрушений было больше. Как и ожидалось, в гостиной было разбито и свалено в кучу все, что имело отношение к технике, а все книги, какие смогли найти внизу, чудовища разорвали в клочья. Среди них хватало дешевого чтива в мягких обложках, которое тоннами поглощала Мэдлин, но большинство книг были религиозного содержания или касались местной истории и фольклора. Впрочем, Элли припоминала, что основную библиотеку Мэдлин хранит у себя в кабинете.

Элли осмотрела первый этаж, безуспешно подзывая собак, потом поднялась по лестнице. На площадке между этажами, где лестница делала поворот, большой темной кучей лежала лабрадор Шона. Широко раскрытые глаза старушки остекленели; Элли присела рядом и положила руку ей на голову, поглаживая холодную шею и холку. Все, о чем она могла думать, – это седина на морде Шоны. Сколько Элли помнила, лабрадорша жила у Мэдлин, но всех своих собак викарий спасла из приюта. Неизвестно, сколько Шона намыкалась, прежде чем нашла дом.

Оставлять ее на лестнице было неправильно. Элли взяла Шону на руки. Ран не было видно, но голова собаки жутко болталась. Очевидно, сломали шею: Элли понадеялась, что все случилось быстро и не мучительно, но кто знает, что пережила Шона в тот момент, когда твари ворвались в дом.

Элли уложила собаку на площадку: потом решит, что с ней делать. Глупость, конечно, когда столько людей погибло, но это был единственный труп, который оставили убийцы. И чего бы вам ни пришлось навидаться в жизни, жестокость к животным всегда производит какое-то особое впечатление.

Элли снова позвала, осознав, что ее голос звучит сдавленно. Ей послышалось поскуливанье в кабинете Мэдлин. Надо проверить.

Кабинет ожидаемо оказался разгромлен. Разбитый на куски ноутбук валялся на полу под ворохом рваных бумаг, растерзанных кожаных переплетов и поломанных досок. Интересно, это от религиозной ненависти – или они боялись, что в комнате есть какая-то информация, которую можно использовать против них? Придется расспросить Мэдлин, когда та будет в состоянии разговаривать. Тут Элли вспомнила о бумагах во внутреннем кармане куртки и поняла, что, возможно, разговора и не понадобится.

Снова послышалось слабое поскуливанье.

– Ау-у? – Элли оглядела комнату. Развороченные полки, разбитый письменный стол. В углу стоял старый шкаф. На всякий случай взявшись за дубинку, Элли распахнула дверцу.

Она тут же шарахнулась назад, пытаясь вытащить дубинку, а маленький бедлингтон залился лаем, скаля зубы и выгнув дугою спину.

– Рубен? – Элли отняла руку от дубинки. – Рубен? Эй, Рубен. – Он зарычал, но уже не так яростно, и Элли протянула к нему другую руку. Может, он узнает ее запах, если она не слишком провоняла дымом. «Ты ему понравилась», – сказала ей Мэдлин вчера, целую вечность назад.

Рычание Рубена стихло – то ли он узнал Элли, то ли просто понял, что она не из этих тварей, хотя, судя по рассказу Мэдлин, у него не было особой причины любить людей. Потянувшись носиком, он обнюхал руку Элли и лизнул пальцы. Опустившись на колени, она погладила его.

В углу шкафа лежал белый с подпалинами сверток. Элли перегнулась через Рубена и коснулась свертка, ощутив холодную шкурку под гладкой шерстью. Она подняла тельце. Это был маленький джек-рассел – Забияка, или Задавака, или как там его звали. Как и у лабрадора, его голова болталась, только ему вдобавок раздавили череп. Элли не могла на это смотреть без тошноты.

Она вынесла джек-рассела на площадку и уложила на левый бок рядом с Шоной, чтобы не видеть самые страшные увечья. Теперь нужно вернуться в кабинет и поискать улики, но она не смогла: усталость, которую она почувствовала на церковном дворе, печаль, которую она испытала, найдя Шону, – все навалилось с новой силой, и Элли опустилась на ступеньку. Посмотрела на двух собак. Одна большая, другая совсем малютка. Сволочи! Элли поймала себя на том, что плачет.