Загвоздка с Джоном была в том, что все считали его храбрецом, и он сам тоже в это верил. Я не говорю, что он этим хвастался, вовсе нет, но таким уж он считал себя: смельчаком, который смотрит в лицо опасности, никогда не отступает и не бежит.
И в каком-то смысле он действительно был храбрым-прехрабрым. Он совершал поступки, на которые никто другой не отважился бы: убил леопарда, выбросил камни в ручей. Ни у кого в Семье не хватило бы на это духу. Ну, может, некоторые бы не испугались вступить в схватку с леопардом, но только не по своей воле и непременно с крепким копьем из черного стекла, и уж никак не в двадцать бремен от роду. Но вот камни бы точно никто-никто больше не стал трогать. Никому бы это даже в голову не пришло.
Так что в чем-то Джон был очень смелым, а вот в другом, в том, что большинство делает каждый день, даже не задумываясь, он бы точно пошел на попятный. Но никто не догадывался, что он просто боится. И все же так оно и было.
Начнем с того, что у Джона не было по-настоящему близких друзей. Он симпатичный, умный-преумный, сильный парень, боец, лидер, — словом, его с радостью принимали в компанию, никто не возражал. И если спросить Джона, кто его друзья, он мог перечислить кучу народа, да и они бы на вопрос о Джоне ответили: «Да, конечно, мы с ним дружим, он славный малый». Но у Джона не было таких приятелей, с которыми бы он проводил больше времени, чем с остальными, кроме разве что его брата Джерри. Но тот скорее был его тенью. Джон много общался с Джерри, потому что тот ничего от него не требовал. Джерри был ему не ровня.
Именно потому Джон и не захотел переспать со мной тогда, в первый вечер у Глубокого озера. Я думаю, он просто испугался. Хотя, казалось бы: раз ты спишь с любыми старомамками из Семьи, с той же Мартой Лондон, так почему бы не со мной? Наверно, тут та же проблема: мы с ним — ровня, и это его пугало.
Я не хочу сказать, что Джон не любит равных себе. Я только заметила, что он их побаивается. Старомамкам от него ничего не нужно, кроме семени. Он может согласиться или отказать: это ничего не изменит. Но если ситуация выходит из-под контроля, ему становится страшно. Вот чего он боится.
Так что в этом смысле много кто был смелее Джона. Я бы даже сказала, большинство. Я тоже люблю, когда все по-моему. И все это знают. Мне нравится получать то, что я хочу. Но если не выходит, я переключаюсь на что-то другое, и все. Я этого не боюсь. У меня нет этого страха, из-за которого Джон никого к себе близко не подпускает, — страха потерять контроль.
Вот, к примеру, сейчас он в одиночку решил навсегда изменить историю Эдема. А мне об этом ни словом не обмолвился. Вообще никому ничего не сказал. Побросал камни в ручей, а я, как идиотка, ждала его, даже не догадываясь, чем он там занимается и почему так долго, а потом, как ни в чем не бывало, явился на озеро и думал, что я просто смирюсь с тем, что он натворил. Он рассчитывал, что я в него поверю. Надеялся, что я его поддержу, приму его сторону, хотя сам-то ни капельки мне не доверял, раз не рассказал, что задумал. Ему не приходило в голову, что другие ничем не хуже него. Он просто об этом не задумывался. Не понимал, что у людей есть собственные планы, мысли, надежды.
Я ужасно на него разозлилась. Клянусь именами Майкла, я не меньше Джона ненавидела Гадафщины. Я терпеть не могла Старейшин с их воспоминаниями. Я бы ничуть не расстроилась, если бы мне больше никогда не довелось услышать, как они распинаются про Томми, Анджелу, искричество и эту дурацкую Большую Небесную Лодку «Непокорный». Я была согласна с Джоном в том, что нет никакого толку постоянно вспоминать про Землю. И если бы он обсудил свой замысел со мной, может, я бы даже с ним согласилась. Но тихой сапой разрушить Семью, а потом явиться ко мне и ждать, что я смирюсь и поддержу его, когда все обнаружится? Сердце Джелы! Рассчитывать, что я разделю с ним позор и вину за то, о чем даже не подозревала? Вот уж дудки!
Я вернулась к Иглодревам, стараясь не попадаться на глаза дозорному (в ту спячку дежурил парень по имени Рог, который вечно меня домогался), и прокралась в шалаш.
— Про тебя все говорили, — сообщила моя сестра Джейн, — сказали, что ты…
— Замолчи, ладно?
Вскоре затрубили рога. «Гар! Гар! Гар!»
У какой-то женщины из группы Синегорцев прихватило сердце, и она и ее дочери не пришли на Эскренное. Двум парням из Бруклинцев не спалось, они ушли на охоту и вернулись к самому концу собрания. Несколько новошерстков ушли в лес перепихнуться (я думала, мы с Джоном договоривались встретиться на Глубоком озере за тем же самым). Все остальные же собрались на Поляне Круга, как будто Гадафщина началась заново.