Во времена перемен

Особенно ему удавались звери. По поздним воспоминаниям, у одной девочки под подушкой мышь вывела мышат, у другой после мытья волосы примерзли к кровати. На весь барак в средине – титан с горячей водой и жестяной кружкой на цепочке. И плита, отапливаемая дровами. Сейчас трудно себе представить, как можно учиться, проживая в комнате вдесятером. Но учились, и хорошо. Главным словом нашего поколения было «надо»! Только после второго курса переселяли в 1е и 2е общежития, рядом с главным корпусом на Коммунистической 26 и на ул. Луначарского (в наши дни – «хирстом», который полностью снесли и теперь уже поставили новый). Там комнаты были на 4 – 6 чел, и студенты начинали ощущать близость коммунизма. О переселении вспоминают тоже, как о счастливых днях. Вот уж анекдот про бедняка с козой и щенками. И при всех бытовых и финансовых трудностях была необыкновенная тяга к образованию и просвещению. Студенты были самыми массовыми слушателями в опере и драме, на галерке, естественно.

Перебирая письма моих однокурсников, я вспомнила телепередачу с какой-то очередной игрой, которую случайно включила на средине. Участница, студентка второго курса какого-то гуманитарного московского института, никак не могла отгадать, что за произведение у Чайковского под названием «Иоланта». Склонялась к балету, но не точно. Попросила помощи друзей, позвонила отличнику-одногруппнику. Тот был тоже не в курсе. Интересно, эти гуманитарии хоть раз афиши большого театра на заборе видели? Там, ведь, написано: опера. Наши бы гадать не стали – «Иоланта» в нашем театре шла долго.

Надо сказать, что общественные организации имели у нас большое влияние, в том числе и студсоветы. Несмотря на непредставимые для сегодняшнего студенчества материальные и бытовые условия, жизнь кипела ключом. Кружки, ансамбли, курсовой драматический коллектив, вечера с интереснейшей тематикой, творчество в самых разных областях. Выставки вышивок наших девочек поражали. И сейчас малая толика из сохранившихся экземпляров просятся в музей.

Большое место занимал спорт, причем не только традиционные для Урала виды, как коньки и лыжи, а и тяжелая атлетика, гимнастика, бег, прыжки с шестом. Спортивный зал располагался в главном корпусе на Коммунистической, где теперь зал ученого совета. Это на месте гимназической церкви. Там были все гимнастические снаряды: брусья, конь, кольца, штанги, шест для прыжков. Все это использовалось на занятиях. Среди ребят появилось много разрядников. Во дворе был склад спортивного инвентаря с лыжами, костюмами и прочим скарбом. Кладовщик частенько вопрошал:

– Николай! Я тебе трики давал? Давал! И где они?

Лыжами мы занимались тоже весьма серьезно. Наш курс нигде не отставал. Ким Гейхман стал чемпионом города по гимнастике, Ваня Клепче отличился на лыжах и на легкоатлетических соревнованиях, Витя Каплин – в шахматах.

Особое место занимала самодеятельность. Оказалось, что на курсе много талантов: актеры, художники, чтецы, музыканты. С каким удовольствием слушала моя мама репетиции с нашими санфаковскими соловушками (Тамара Корицкая, Дина Забоева), которые у меня дома, не имея понятия о нотах, учили свои партии с голоса и распевали популярную классику не хуже настоящих артистов. Ежегодные фестивали самодеятельности подвергались самому серьезному обсуждению, в том числе и в газете «Медик Урала». Бывали и последствия. На одном из вечеров пародировали американскую культуру и образ жизни (не имея никакого представления ни о том, ни о другом). Особенно здорово это получилось у первокурсников Толи Хорошавина (моего одноклассника по музыкальной школе, сына проф. Н.Г.Хорошавина, нашего будущего преподавателя терапии, и учителя музыки из нашей музыкальной школы Е.М.Хорошавиной) и Толи Ваврешука (сына доцента нашей кафедры и нашего будущего куратора в субординатуре З.С Ваврешука). Они лихо и очень талантливо исполнили небольшой мюзикл в виде пародии на американскую рекламу. Обоих выгнали из института за «преклонение перед иностранщиной». Это был 1948 год – начало новой волны наведения порядка. Очевидно, и наши преподаватели тоже не знали, что кока-кола, о которой на ритм буги-вуги пели ребята («не ходите, дети, в школу, пейте, дети, кока-колу») – это просто лимонад. Примечательно, что сына Толи Хорошавина, тоже Толю Хорошавина, через много лет исключили опять с первого курса нашего института за попытку принять участие в общественном движении (эти решили устроить демонстрацию с лозунгом «Свободу Луису Корвалану»). И если старший закончил биофак классического университета и стал кандидатом наук, то у младшего все получилось значительно сложнее. Поистине, ничто так не угрожает жизни, как активная жизненная позиция.