Во времена перемен

В ординатуре нас обогатило еще одно знакомство. С.Ю. консультировал профессора-физика Марка Осиповича Корнфельда. У него были проблемы с кишечником. Обследование в крупных клиниках и Кремлевке картины не прояснило. За границу выхода не было – М.О. был атомщиком, делал аж водородную бомбу. С.Ю.рассказал нам, что он был сиротой, беспризорничал, школу не закончил, поступил лаборантом в университет, одновременно проучился в нем 3 года и соскучился. Не имея дипломов ни о среднем, ни о высшем образовании, он защитил кандидатскую, а затем докторскую диссертацию. И только когда его выдвигали в академию, выяснилось отсутствие документов.

Основным местом его работы был Институт полупроводников в Питере под началом А.Ф.Иоффе. На производство оружия возмездия он был направлен куда-то далеко. Прямо возвращаться домой было сложно – 1951й год. И у этого светила была «инвалидность по пятому пункту». В Пермь он попал, как на перевалочный этап, в университет. Всю его историю я знаю только понаслышке, поэтому за точность не ручаюсь. С.Ю. вместе с зав. кафедрой рентгенологии Г.И.Рыловой нашли-таки место препятствия и врожденную патологию в его кишечнике. М.О. решил оперироваться у нас. Как полагается ученому, он сначала провел исследование: ходил в операционную и смотрел, как делают операции, после чего объяснял нам, что атомная физика вообще-то ерунда, а вот аппендицит! Это да! «Как они кишки обратно опускают и говорят, что они там сами разберутся».

Марк Осипович привлекал нас совершенно нетрадиционным поведением и образом мыслей. Начинать надо с «вешалки». Одежда была принципиально спортивная – надо только было видеть лыжный костюм, вязаные кофты и вязаные же шапочки с помпоном – традиционный прикид тогдашних физиков. И это в официальной обстановке на ученом совете. Когда он пришел первый раз в наш университет, дверь на кафедру оказалась запертой. Дядю в лыжном костюме никто за профессора принять не мог. М.О. свистнул в четыре пальца, сбежался народ, в том числе и лаборантка с ключом. Познакомились. Дверь открыли. Началась работа.

Сидя по-турецки в палате, он излагал нам причины, по которым лопается мыльный пузырь. Эта задачка, решенная для чистой развлекухи, стала основой в производстве автомобильных шин. Дело оказалось в процессах трения. Нам, «чешуе», как нас поддразнивали старшие, было невероятно интересно слушать его байки. Как-то он рассказывал, как в юности решил поехать на юг с минимальным финансовым обеспечением. Дневной рацион он рассчитал с научным подходом: 70 граммов белка – одно яйцо, 200 граммов углеводов – 2 куска хлеба, витамины – пучок зеленого лука. Уложился в отпускные, даже в море плавал. Перед операцией он просил нас поприсутствовать для поддержки. Я была в другой операционной и пришла, когда М.О. уже проснулся. Он открыл глаза, увидел меня и громко заявил:

– Девочка! Ну, зачем же ты пришла? Я же собирался за тобой ухаживать, а ты видела меня раздетым до внутренностей! – Согласитесь, что отхохмить на операционном столе может не каждый. А потом он продолжил:

– Закончили? Орлы!

Послеоперационный период прошел гладко. Университет предоставил М.О. отличную четырехкомнатную квартиру в новом доме научных работников, так замечательно описанном в книге Н.Е. Васильевой «Дом». Нас туда пригласили в гости. За неимением мебели, уселись мы всей группой на полу и слушали новости из физики, географии, новейшей истории, понимая, что долго это продолжаться не может. Профессор стремился домой, и вскоре уехал в Ленинград. И некому стало помогать нам с научными приборами.

А наука на нашей кафедре потихоньку набирала темп. С.Ю. находил все новые темы. Так, он первым в стране описал синдром Элиссона-Цоллингера на двух больных. В редакции журнала «Хирургия» сочли статью неактуальной и вернули назад, а через номер напечатали сообщение на ту же тему из центральной клиники, но на одном случае. Тоже нам наука: берегись сильных мира сего, палец не показывай – всю руку откусят. Надо особо отметить, что С.Ю. был предельно добросовестен в исследованиях. Нельзя было даже предположить, что в материалах появится малейшая подтасовка. Это, кстати, характерно для публикаций из ВМОЛа, откуда он и происходил. Я все чаще вспоминаю учителя, когда вижу, как наши шустряки хватают приличную, лучше иностранную, статью, подставляют свои цифры, бывает и среднепотолочные, и в одно касание выдают «научную продукцию». У П.А.Герцена за всю жизнь накопилось всего 70 статей, но все их он написал сам. И был Герценом. В прошлом тысячелетии наши учителя, написав первый вариант статьи, прятали ее в нижний ящик стола на 2 – 3 месяца, а потом читали, удивлялись, какой дурак так написал, правили, снова откладывали и печатали, когда были уверены в качестве.