Во времена перемен

Третий год обучения я работала в общей хирургии, постепенно набирая опыт и продолжая научную работу. Все на свете кончается. Закончилась и ординатура. Мне выдали небольших размеров бумажку со слепым машинописным текстом, из которого следовало, что по окончании ординатуры Палатовой Л.Ф.присваивается третья (!) врачебная категория и право заведовать хирургическим отделением. Прочтя этот документ, мои друзья хором сказали: «не вздумай!» Я даже не спросила, почему. И так было ясно, что до настоящей хирургии еще долгий путь.

Начало работы

Ординатура закончилась в июле 1956 года. Семен Юлианович посчитал, что аспирантура мне ни к чему. Диссертацию я доделаю как соискатель. Отец тяжело болел, и я в семье стала единственным добытчиком. На кафедре было место ассистента. Я прошла конкурс и была принята на «настоящую» работу. Кое-какой преподавательский опыт у меня был – два года в ординатуре я вела группы систематически. А главное, нас хорошо учили специальности, я уже твердо усвоила клинический подход. Что же касается педагогики высшей школы, то о ней я узнала лет через 15, когда меня спросили про методички на кафедре, а я поинтересовалась, что это такое. С.Ю. на подобные «мелочи» внимания не обращал. Он учил на производстве и лучше – индивидуально.

Таким образом, побывав в отпуске на море, я явилась в октябре для прохождения службы. Представившись группе, энтузиазма у студиозусов при виде преподавателя я не обнаружила. За спиной кто-то отчетливо прошипел: «Птиса молодая в загаре». Стоило бы им сказать это потише. Я была еще в таком возрасте, когда препятствия стимулируют на активные действия. И не я первая начала! Без нажима я поинтересовалась степенью подготовки моих подопечных, показала им, как надо разбирать больных, а они убедились, что оперировать уже кое- что умею. Иерархия установилась. Косых взглядов больше не было. Мы отзанимались мой цикл, а они попросились со мной еще в поликлинику, где мы месяц сидели на приеме. Разница в возрасте у нас была совсем небольшой, так что имелась почва для неформального общения. Среди студентов того времени было много различного рода «лишенцев»: дети раскулаченных, спецпереселенцы, ЧСИР и т.д. Им доходчиво объясняли, что общежития положены не им, а фронтовикам, детям фронтовиков, спортсменам и активистам. Кстати, и здесь были свои заморочки, п.ч. ребята начинали соображать, кем лучше представиться, фронтовиком или его сыном. Это нередко совпадало, а льготы были разными.

После ординатуры я получила, наряду с врачебной категорией и правом заведовать отделением, обязанность дежурить ответственным (старшим), что и делала в дальнейшем на протяжении 20-ти лет. Дежурить по областной больнице было весьма сложно. Кроме того, 3 дня в неделю к нам везли Ленинский район, который на моей памяти никогда не имел, как и сейчас, ни одного стационара. Вообще ни одна областная больница по экстренной помощи не дежурит. Это придумал Семен Юлианович в учебных целях. Отчитаться за дежурство в нашей клинике было ну очень не просто. Линейка проходила очень активно, замечаний была масса, огрехов никогда не пропускали. В процессе я сделала одно важное наблюдение: нельзя сидеть напротив шефа. В этом случае ты находишься в сфере его внимания. Стоило мне переместиться вбок, как попадать стало значительно реже. Между прочим, дежурство не ограничивалось 24 часами. С моей группой никто не занимался, мою палату не вел, операции часто ставили во вторую или третью очередь, принимая во внимание учебный процесс, так что домой попадали только во вторую половину дня.

Однажды бабулька, на вечернем обходе спросила сестру: «А чё, Людмила-то Федоровна содни дежурит, и ночью тоже?» И, услышав положительный ответ, заявила: «Дак вы ее спать-то положте! Она, ведь меня завтра оперироват!». Конечно, сочувствие имело шкурный оттенок, но все равно приятно. Ассистентам за дежурство не платили, поэтому в праздники, чтобы сэкономить двойную оплату на врачах, заведующие ставили кафедральных. Но я не помню, чтобы кто-нибудь такой бессовестной эксплуатацией возмутился. Себе дороже выйдет – потом оперировать не дадут или зашлют в послеоперационную палату. Хирургия имеет много общего с акробатикой – перестанешь систематически работать – и потерял баланс. И учиться надо непрерывно, потому что не будет никогда даже двух одинаковых ситуаций. Самые традиционные операции каждый хирург делает по-своему, и всегда что-то интересное можно подсмотреть. А у нас поучиться было где.