Зимой по вечерам работает только одно кафе, на площади перед молом, пару лет назад у него сменились хозяева, семья, которая приобрела заведение, перестроила его, старые пластиковые столы убрали и заменили на современную немного угловатую мебель, оконные рамы перекрасили, в зале появился телевизор, закупили специальные аппараты, чтобы делать мороженое. Поначалу с хозяевами, хоть они и были из местных, все держались настороженно, издалека наблюдали за нововведениями, теперь же печальные дни, когда кафе подолгу простаивало без посетителей, позади, там всегда полно народу, особенно по выходным, владельцы победили в силу своего упорства и волею обстоятельств.
Сегодня вечер субботы, я сижу во внутреннем зале, но не снимаю куртку, руки заледенели, потому что я ехала на мопеде; я только накрасила ресницы тушью и забыла выделить глаза черными тенями, поэтому чувствую себя голой, если меня осмеют – так и надо.
Ирис повздорила с матерью, и ее не пустили гулять, мы сидим впятером: я, Дафна, Рамона, Медведь и Грек. Я потягиваю газировку, они – бутылочное пиво, и вот заходят несколько парней, знакомых Медведя, и принимаются обсуждать воскресную игру местной футбольной команды «Сабация». У нас всего две, первая для тех, кто и правда умеет играть, они даже вышли в любительскую лигу «Эччеленца»; вторая, за которую играет и Медведь, – для неумех, задир, кривоногих, отщепенцев. В воскресном матче они проиграли, и после финального свистка в раздевалке капитан отомстил вратарю – нарочно прищемил ему руку дверцей шкафчика, и кто-то из команды держал парня, пока главный открывал и с силой закрывал дверцу раз за разом, так что переломал бедняге все пальцы.
Разговор мне быстро надоедает, чужие беды меня не заботят, вполне хватает своих, они переполняют меня и бьются внутри, я встаю из-за стола, говорю, пойду прогуляюсь, отказываюсь, когда Рамона и Дафна предлагают составить компанию.
Я засовываю руки в карманы, натягиваю капюшон куртки, меня окутывает холодный и влажный озерный воздух, я смотрю наверх и различаю огни, что освещают Коллегиальную церковь – она возвышается над старым городом. Я нечасто прихожу туда, потому что на велосипеде не доехать: подъемы слишком крутые, брусчатка скользкая и неровная, того гляди упадешь на землю и покатишься кубарем.
Дойдя до старого квартала, я взбираюсь по длинной каменной лестнице, она поднимается от так называемой Прачечной площади к вершине холма, к зданию муниципалитета и дому, где раньше была библиотека. В окнах ратуши не горит свет, слышно, как размеренно рокочет вода в фонтане, на котором изображены два угря – герб аристократического рода, якобы происходившего из нашего города, – я тяжело дышу, вокруг никого, кафе закрыты, и табачный киоск тоже, поэтому я следую за направлением огней, заполонивших фасад церкви.
Поднимаясь, я думаю – такой же путь проходят невесты, все девушки, что мечтают выйти замуж, мечтают провести церемонию в верхней части города, в старой церкви; но для этого нужно пройти по улочкам и переулкам в туфлях на шпильках, сколько раз они падали, получали вывих лодыжки, а их престарелые родственники бредут по солнцепеку и на полпути готовы потерять сознание.
Я вдруг замечаю, что из-за поворота появляется кот-альбинос, внимательно разглядываю его – вижу облезлые и ободранные по краям розоватые уши, красные глаза, в которых отражается свет фонарей, ослепительно-белую шерстку, он похож на призрака; я иду за ним, отклоняясь от намеченного маршрута, снова спускаюсь вниз по улице между домами, во многих окнах уже не горит свет, белье сняли с веревок, так как вечером гремел гром, кот то бежит, то останавливается, снова бежит, снова останавливается, кажется, он глядит на меня из темноты. Я терпеливо иду за котом, ускоряя шаг, чтобы не потерять животное из виду, прохожу мимо лестницы, увитой лозой, мимо фигурки Богоматери в нише на стене дома, стараюсь не задевать цветочные горшки у входной двери, не споткнуться о стулья – старики любят посидеть на них перед домом, – все глубже погружаюсь во чрево города, в его мрачные, древние внутренности, слышу голоса, шепот, что раздается за закрытыми ставнями, из трещин в камне сочится затхлый запах подвала. Кот бежит и скачет по ступеням, беззвучно движется на фоне городского вида, похожего на открытку, он ведет меня по самым тесным проулкам, через узкие ходы, которые, подобно венам, тянутся по старому городу, эхом отзывается шум моих шагов.
Медведь рассказывал, что здесь неподалеку живут его бабушка с дедушкой, они давно не выходят из дома, им тяжело подниматься и спускаться по лестницам, приходится с боем уламывать их зайти на праздник или забегать к ним в гости в воскресенье, они привыкли к уединению, к неудобствам, зато с их балкона – маленького, полуразвалившегося и пустого – как на ладони видно озеро и яркую луну.
– Куда спешишь?