Вода в озере никогда не бывает сладкой

– А мне нравится, хорошо вышли, – пытается оправдаться Агата, но быстро меняет тему, берет пять флакончиков с духами, встряхивает у нас под носом, предлагает выбрать, бутыльки постукивают, позванивают, а я смотрю на них как на склянки с токсичными удобрениями.

И вот я здесь, надушилась, пахну карамелью и сливками, а чучело из соломы горит, и вместе с ним наш 2005 год, конечно, следующий будет удачным, так говорят астрологи, а им нашептали звезды, год, полный любви и здоровья, шумный, прекрасный, незабываемый 2006-й.

Мы накрыли импровизированный стол, поужинали пиццей и картошкой фри, запили пивом «Перони», которое смешали с вином, украденным у родителей в погребе, мой вклад – картонная пачка самого дешевого «Тавернелло», все остальные пришли от него в ужас.

Парень Агаты – сын торговца цветами, у него квадратная челюсть, слишком широкое лицо, вечно загорелая кожа, он учится составлять букеты, правильно подрезать стебельки, выбирать упаковочную бумагу, убеждать клиента выбрать розы подороже.

Я оказалась за столом, где сидели еще человек десять, и каждого из них я знаю разве что в лицо, и все они из категории «не хочу иметь с вами дела»; трое из этих ребят пялились на меня весь вечер.

– Это ты, что ль, девушка Скерани?

Я говорю, нет, мы с Кристиано не встречаемся, даже не приятели, мы вообще друг для друга никто, он уехал в Тоскану, бросил меня здесь, на этой потрясающей вечеринке, где все обсуждают весенние цветы, скаковых лошадей и кокаин, который они планируют снюхать в туалете после полуночи.

Соломенного человека поставили, оперев о вязанку дров, он держится на честном слове и постоянно заваливается набок, ребята полчаса пытались найти удачное положение, после чего облили его бензином из серой канистры, скомандовали всем отойти подальше и начали обратный отсчет.

Ирис подходит ко мне, улыбается, от холода прячет руки под мышки, она хочет поздравить меня первой – так она сказала, а я отвечаю, что жду не дождусь, когда все закончится: и год, и этот парад придурков и клоунов.

Теперь она стоит поодаль, злобно и с укором смотрит на меня, от ее нежностей мне тошно, я первой отдаляюсь, грублю в ответ, хотя именно сейчас наша дружба в опасности и кто-то более соблазнительный пытается прельстить ее, я же не умею казаться милой, прикидываться святошей, я плююсь огнем и возвожу крепостные стены.

Слышатся хлопки фейерверков, их запускают в воздух над полями и над озером, соломенный человек загорается, и мы смотрим, как тлеют его рубашка и брюки, плавятся резиновые сапоги, как он постепенно исчезает. Кто-то скачет вокруг него в языческом танце, водит хороводы, как принято во время праздников перерождения; они упоролись марихуаной и таблетками и теперь прыгают, машут руками на фоне черного неба, с хлопком выбивают пробки из бутылок, просекко фонтаном вырывается из горлышка, девчонки разбегаются – не хотят, чтобы их облили вином, пищат, как морские свинки.

У меня намокли волосы с левой стороны, потому что я не убежала, стою, уставившись на огонь, на площади остались только мы, кто-то из парней повалился на землю, в одиночку хлещет вино из бутылки, пока его фотографируют на «мыльницу», Ирис рядом нет, они с Агатой и другими девчонками чокаются, поднимают бокалы, произносят тосты и целуются.

Я достаю телефон из кармана куртки, пришло поздравление от Кристиано, я читаю сообщение, но ничего не отвечаю, думаю: чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты провалился.

Телефон снова вибрирует, появляется новое сообщение: «С праздником, думаю о тебе».

Номер незнакомый, это похоже на шутку, я пишу в ответ: «Кто это?»

Несколько минут телефон безмолвствует, потом на экране появляется: «Андреа».

Смотрю на написанное имя и хочу сбежать – от соломенного человека, от Ирис с Агатой и их смеха, от парней, которые зашли внутрь магазина, насыпают на стол, за которым мы недавно ели, кокаин, делают дорожки, по одной на человека, говорят, на удачу, приносит успех и богатство.

Пишу: «Мы на парковке, тусовка – отстой, не заедешь за мной?»

Он соглашается, появляется через десять минут; я бросаю взгляд на Ирис, смотрю на ее черные волосы, остроносые сапожки, пластиковый стаканчик в руке и чувствую, что она уже далеко от меня, ее очертания едва проступают через пелену тумана.

* * *

Мне предстоит переступить порог, перейти от несовершеннолетия ко взрослой жизни, и мать стремится завладеть даже моей будущей взрослой жизнью. Я неделями твержу ей: нет, не хочу никакого праздника по поводу совершеннолетия, не хочу наряжаться, готовиться к перерождению, не хочу, чтобы кто-то пытался запечатлеть на фото мое превращение.

Восемнадцатилетие Мариано мы не отмечали, поэтому Антония хочет искупить свой грех, заново вознестись на олимп хороших матерей – устроить пирушку против моей воли, точно в наказание.