Вода в озере никогда не бывает сладкой

Я годами только и делала, что заносила номера в телефонную книгу, придумывала прозвища, под которыми записывала друзей, нажимала на кнопки, ночи напролет писала сообщения, просыпалась от кошмаров – из всех механическая акула пыталась сожрать именно меня, – потому что телефон вибрировал под подушкой, открывала его, как ракушку, а он ярко загорался в ответ; моя «Моторола» уже давно вышла из моды, у нее нет цветного экрана, нет подключения к интернету, она не умеет делать фото в высоком разрешении. Моя «Моторола»… Я прятала ее, сжав между ляжками, пыталась скрыть ее существование от матери, но та меня раскрыла, начала поносить меня на чем свет стоит, допытывалась, откуда она взялась, зачем в моем возрасте вообще нужен телефон, мне пришлось сказать, что его одолжили, потом – что подарили, потом – спрятать получше, например в обувную коробку.

Я годами только и делала, что садилась на электричку до станции Витербо, до станции Остиенсе, бежала, чтобы не опоздать, в вагоне открывала и закрывала пепельницу, царапала обивку сидений, влезала в закрывающиеся двери, толкала тех, кто прислонялся и вставал слишком близко, равнодушно разглядывала женщину, которая, перегревшись, упала в обморок в туалете, проклинала мужчину из вагона через один от моего, потому что ему тоже стало плохо и по его вине электричка встала где-то между Ольджатой и Ла-Стортой и теперь все ждут врачей, ненавидела офисного работника, чья фирма закрылась, и он бросился под поезд на станции Бальдуина.

Я годами только и делала, что учила и повторяла, подчеркивала, делала заметки, рисовала, переписывала, выражала свои мысли, отвечала у доски, получала оценки, выговоры и похвалу, таскала словари, переводила с греческого, латыни, английского, староитальянского, пересказывала, делала грамматический и синтаксический разбор, заучивала наизусть стихи, спряжения, местоимения, заполняла страницы тетрадей схемами и конспектами, стрелочками, вопросительными знаками, расставляла по порядку домашнее задание на следующий день, кричала, что для учебы мне нужна тишина в доме, всем молчать.

Я годами только и делала, что ходила в библиотеку, брала и возвращала книги, скрывала просрочки, пятна на страницах и бездумно загнутые уголки, ненавидела, свыкалась, заново встречала героев, места, предметы мебели, заставляла себя запомнить, пропускала непонятные абзацы, упорствовала в чтении чересчур сложных и неприятных мне книг, составляла списки прочитанного, чтобы не забыть, воображала, что когда-нибудь я прочитаю все возможные книги и тогда никто больше не осмелится сказать, что я не заслужила наград, почтения, обходительности.

Я годами только и делала, что лгала, спорила, ругалась, выражала мысли без слов, устраивала сцены, извинялась понарошку, упиралась, чувствовала себя посмешищем, боролась с клеветниками и хулителями, с отсутствием внимания, строила и рушила отношения, снова налаживала и снова рушила их, забывала свои ошибки, любила их, твердила, что страдаю, что постоянно терплю оскорбления, а ведь меня все должны уважать, терпеть, смиряться со мной.

Я годами только и делала, что покрывала свое тело, избегала наготы, бесилась из-за хвастовства, не подпускала к себе других и их тела не потому, что я лучше их, во мне нет ничего хорошего, никакого целомудрия или благочестия, никакой непорочности и безгрешности, просто голые люди меня нервируют, как и то, что им нужно угождать, что я не знаю, как к ним подступиться, нервирует их запах, мой запах, приоткрытые рты, влажные губы, слова, произносимые на выдохе.

Я годами только и делала, что выбиралась на улицу вечерами и направлялась в одно и то же место, где отираются одни и те же личности, одни и те же лица – они смеются и высмеивают других и самих себя, – садилась в машину к какому-то малознакомому парню, оказывалась на сельской дискотеке около Витербо, ненавидела ультрафиолетовый свет, из-за которого на коже как будто проступают синяки и пятна, могла очутиться на улочке, частично уложенной брусчаткой, сидя в какой-то «Ауди», которая едет слишком быстро и выскакивает на обочину, врезается в амбар с зерном и опрокидывает его, ныряла в озерную воду вниз головой, спиной вперед, свечкой, бомбочкой, с чьих-то плеч, с опор перед молом, с подножки катамарана, наступала на битое стекло на пляже и рассекала кожу на ступнях, зарабатывала волдыри на щиколотках, потому что кто-то додумался вылить чистящее средство в канализацию или прямо в канал.

Я годами только и делала, что летела на велосипеде с горы, поднималась в гору, крутила педали по направлению к супермаркету, к почте, к месту, где работает мать, к школе близнецов, к табачной лавке, к кондитерской, к овощному рынку, к станции, к библиотеке, к перекрестку, к озеру.