Вода в озере никогда не бывает сладкой

Я слышу звук, который издает поезд, когда двери закрываются, и сжимаю кулаки, на табло рядом со временем отправления мигает точка – значит, поезд отправляется, – в такт ей я тоже загораюсь и гасну от ярости.

Поезд отходит и проезжает мимо нас, мои волосы треплет поток ветра, рубашка Лучано колышется, я думаю о подругах, которые наблюдают за этой сценой из окна; они сидят там же, где обычно я, потому что я больше люблю смотреть через стекло, нежели рассматривать людей в вагоне. Со своего места я видела обитые листовым железом дома среди канализационных труб, футбольные поля какой-то частной школы, стройплощадки на холмах, считала дождевые капли. Если посмотреть на отражение в стекле во время движения поезда, то мои зрачки танцуют, скачут вправо и влево, влево и вправо, вправо и влево.

Лучано, вялый, дохлый, бессловесный, не оправдал возложенных на него ожиданий: его влияние не придало мне лоск, разве что немного, он не поменял мой статус, не перенес меня в мир своей роскошной жизни, я осталась там, где прежде, ни на миллиметр не сдвинулась ни вперед, ни назад, без всяких ссор и разрывов всегда была рядом с ним, хотя он самый обычный парень, – у него еще хватает наглости жаловаться.

Если взглянуть со стороны, разыгравшаяся сцена изобилует банальностью, как суицид, как брошенный в лобовое стекло камень, перепалки на дискотеке, уроки латыни, истории, географии, физкультуры, все одно и то же, все на выброс, а мы – ничтожные зверьки, мы даже хуже, чем бактерии, мы ничто на фоне китообразных, устриц, представителей отряда толстокожих.

– Вот скажи, какая от тебя польза? – спрашиваю я, наблюдая, как Лучано дрожит, теряет лицо, рассыпается.

Он срывается, кричит, что это от меня нет толку, живу в своем мирке-крепости, свернулась в клубок, не слышу ни слова, не вижу никого, кроме себя. А его все любят, еще как любят, неужели я думаю, что я у него единственная, он встречается с кучей девушек, и каждая – ну, почти каждая – красавица, лучше меня, они проводят каникулы в Порто-Черво, отдыхают на пришвартованных в бухте яхтах, носят бикини.

– Меня все устраивает, – отрезаю я с презрением.

Я чувствую, как внизу, где-то в районе бедер, появляется чувство стыда за наготу, за наши образы, что уже начали отделяться от нас и растворяться, за рассеянность, ничтожность, за то, что я поверила, будто могу извлечь из этих отношений выгоду, хотя очевидно: миру нечего мне предложить.

И впервые дистанция между мной и Карлоттой становится совсем крошечной: в этом списке подружек Лучано, загорелых тел, крепких задниц – лучше, чем у меня, – подружек, которые готовы покорно носить бикини, я нахожу место, которое мы обе можем занять, – глубокое заледенелое ущелье, пещера с сокровищами – с желанием нравиться, казаться кем-то еще, боязнью разочаровать.

Наше сходство выводит меня из терпения, мне претит ощущение близости с мертвой девчонкой, которая должна исчезнуть – из мыслей, из памяти, из снов и дурных привычек! Мне хочется закричать, что она умерла и у нас нет ничего общего.

Моя рука как будто оживает сама собой, тянется вперед и вцепляется в волосы Лучано, я с силой хватаю его за вихор, что выбивается из его идеальной укладки, которой он уделяет столько внимания.

– Мне насрать на тебя, понятно? Мне никто не изменяет, никто меня не предает, тем более ты, – кричу я ему в левое ухо.

Лучано согнулся, накренился набок, он не ожидал такой реакции, некоторое время он молча терпит, силясь понять, почему так вышло, почему я хочу навредить ему, ранить, а потом начинает кричать в ответ, что я сумасшедшая, что ему больно, и отталкивает меня; он сознается, что с самого начала врал, просто хотел посмотреть, как я отреагирую, буду ли переживать, но не так же, я совсем озверела, меня нужно держать в клетке, посадить на цепь.

Я же смотрю на свою раскрытую ладонь: волосы Лучано выпадают из пальцев, их уносит ветер – вместе с моей первой любовью.

* * *

На самом деле наша местность – земля двух озер. Два вулканических кратера, которые ведут себя друг с другом по-братски, но без особой нежности, их не связывают ни ручейки, ни притоки, ни грунтовые воды. Каждый в ответе за свою воду, и только за свою.

Второе озеро маленькое, его можно переплыть на водном велосипеде, со временем местность вокруг него превратили в заповедник, так что теперь туда можно добраться только пешком, через сельские угодья. Машину нужно оставить на пригорке, в окружении стогов сена и вязанок дров, а затем пройти по крутому спуску, ведущему к берегу; когда идешь вниз, легко поскользнуться, поднимаешься наверх – и сердце того гляди выскочит из груди.

Меньшее, младшее озеро называется Мартиньяно, неподалеку всегда собираются подростки – в понедельник после Пасхи, на День освобождения, День труда. Они собираются небольшими группками, идут, закинув на плечи рюкзаки, одни несут целые ящики пива, другие – лишь разноцветные пляжные полотенца, третьи – что-то съестное, воду, сигареты, траву, самые отчаянные остаются с ночевкой, приносят с собой палатки, разбивают лагерь в безлюдном месте.