Вода в решете. Апокриф колдуньи

Отрицаю полностью, что я знакома с этим человеком, коего вы поставили мне в качестве моего супруга и отца троих детей, которых я якобы с ним зачала и родила в силу своей женской природы, в крови, боли и смраде, а затем – когда они подросли и наполнили мое сердце сладким щебетом – потеряла. Я не знаю, действительно ли он является подданным аббата Сан-Челесты и сапожником, за которого себя выдает. Не знаю также, владеет ли он искусством шитья сафьяновых башмаков из мягчайшей овечьей кожи, окрашенных вермилионом, которые с удовольствием носят викарии, аббаты, патриархи и самые состоятельные приходские священники, во что я, однако, охотно верю, ибо я видела множество монахов и священников, с радостью обувавших ноги в порфиру мучеников, чтобы топтать ею помои, выливаемые возле дома нерадивыми хозяйками, мясниками и торговками, потрошащими рыбу. Я также не знаю, действительно ли он был отцом девочки и двух сыновей, которых он трагически потерял в самое страшное время чумы. В то время, утверждает он, толпа прокаженных и зачумленных ворвалась в его дом и безжалостно выволокла обоих мальчиков из отцовской мастерской, где малыши играли с кожаными обрезками и делали из этих лоскутков лодочки и лошадок; затем разбойники затолкали их в хлебную печь, развели в ней огонь и, не обращая внимания на детские крики, пировали в каморке сапожника, пока тот, узнав о случившемся от своих соседей, не примчался с отрядом подмастерьев и не прогнал незваных гостей, многих положив трупами. Однако это не вернуло к жизни его сыновей. Вскоре и их отец заразился чумой и велел отнести себя к расположенному за городской стеной монастырю убогих сестер святой Фортунаты.

Подтверждаю, что мне зачитали свидетельства этих богомольных девиц, что приняли они его милосердно, ибо раньше он давал им подаяние и посылал им вино из собственного погреба. Из благодарности за прошлые благодеяния монахини отвели его тогда в погреб, где хранились бочки с вином, в безопасном отдалении от спален, но достаточно близко к часовне, чтобы сладкие песнопения и молитвы успокаивали его немощные члены. Каждое утро одна из сестер, исполнявшая низшие послушания, оставляла ему на пороге свежий каравай хлеба и кусок сыра, но из страха перед смертельной болезнью не смела открывать дверь, и бедняга вынужден был сам подниматься с постели, чтобы добраться до дарованной ему пищи. Больше никто не заботился о нем. Только пустая тарелка, взятая вечером с порога, и вонь, исходящая из погреба – ибо пища, добытая с таким трудом и жадно съеденная, должна также найти выход из тела, – свидетельствовали о его дальнейшем существовании. В городе между тем все усомнились в его спасении, и, в самом деле, трудно было винить его земляков в этом малодушии: могильщики не успевали в то время собирать трупы у домов, и на многих улицах осталось в живых лишь два или три жителя, так что выжившие трусливо прятались по углам, смущенные собственным спасением, а выходя на улицы, прилепляли себе струпья из пережеванного хлеба, смешанного с сажей и соком граната, чтобы выглядеть пораженными болезнью и чтобы не пало на них подозрение в колдовстве.

Подтверждаю, как я уже неоднократно говорила, что в те времена выздоровевших повсеместно подозревали в сговоре с демонами, и именно так случилось с женой сапожника и ее дочерью. Невероятной волею судьбы они уцелели от заразы, чтобы вскоре стать жертвой дяди-лжесвидетеля, который обвинил их в колдовстве, отравлении колодцев, рассеянии мора, а также иных многочисленных беззакониях. Когда их кинули в тюрьму – в подземелье под ратушей, жадный родственник заявил свои притязания на дом, мастерскую вместе со всем запасом кожи, а также всю утварь, приданое девушки, платья, драгоценности матери и деньги умершего, как он считал, брата. Это удалось ему без труда, потому что несчастную жену сапожника всегда считали приблудой. В юности сапожник привез ее себе с какой-то ярмарки, совершив прелюбодеяние, – все родители сильно рискуют, отправляя сыновей на ярмарку до того, как у них появятся первые усы. Судите сами, только бездомные подмастерья вынуждены скитаться по большим дорогам, имея при себе в качестве скарба лишь долото, дратву и прочие простые инструменты своего ремесла, а также оловянный знак цеха, поручившегося за их честность и навык. Сыновьям же мастеров следует всегда держаться близко к семейным мастерским, потому что в чужих краях они легко могут пропитаться чужими нравами и причинить родителям огорчение. По утверждению этого человека, называющего себя сапожником из Сан-Челесты, именно это и случилось с ним. Его родители долго стенали, воздевая руки к небу, глядя на женщину, с которой опрометчиво обручил их чадо бродячий монах, однако из-за упрямства сына так и не смогли ее прогнать; и в итоге, вопреки всем протестам, юноша ввел приблуду в семью, чем очень быстро свел в могилу не только своего отца, но и мать, которая то ли из послушания, то ли по привычке вскоре последовала за мужем, безвременной кончиной открывая сыну путь к наследству и семейному счастью.