Вода в решете. Апокриф колдуньи

В деревне Чинабро в приходе Сангреале, в тайном зале трибунала, в среду четвертого дня марта месяца, в праздник Святого Тоско, мученика, в пять часов, доктор Ваккаро ди Соаве, председательствующий в трибунале от собственного имени и в качестве помощника Его Святейшества епископа Урджело, приказал, чтобы женщина, известная как Ла Веккья, была снова доставлена из тайной тюрьмы и далее допрошена в соответствии с инструкцией.

Несмотря на вразумления и просьбы, она не хотела говорить и с плачем требовала привести ей монаха Аббандонато ди Сан-Челесте, коего она, несмотря на все препятствия и отсутствие дозволения, неоднократно ей представленные, упорно именует своим защитником.

Однако ввиду ее сумасшествия и чтобы она в конечном итоге призналась во всем, что ей известно по делу оного монаха Аббандонато ди Сан-Челесте, находящегося под стражей и во власти сего трибунала, ей оказали эту милость и привели его из тайной тюрьмы, запретив ему при этом под угрозой самого сурового наказания обмениваться с ней хотя бы единым словом, что он обещал, и слово свое неукоснительно держал.

Я вторично отрицаю, что приехала в Интестини после смерти мужа-сапожника и детей, изгнанная братьями, которые отказали мне в поддержке и крове. Неверно и то, что я бывала здесь раньше, сопровождая отца, когда однажды летом он остановил стадо на летних пастбищах неподалеку от Верме. Ничего подобного не могло быть, так как – что было сказано ранее неоднократно – при жизни графа Дезидерио посторонним запрещалось входить в деревню Киноварь и тайны вермилиона тщательно оберегались от чужаков.

Я ответствую, что мне были зачитаны клятвенные показания жителей деревни Туи и подданных Его Святейшества епископа Урджело ди Крема, которые подтвердили, что много лет назад их сестра увлеклась одним молодым человеком из просветленных, когда пасла вместе с отцом его стада на высокогорных пастбищах. Признаюсь, что во времена моей молодости юноши из нашей деревни с удовольствием убегали туда и летом ночевали в пастушьих лачугах. Жарили молочных ягнят, пили вино и развлекались танцами и песнями, а также другими греховными забавами, но я не хочу калечить ваши монашеские уши своими описаниями. Так могла сбиться с пути и не одна дочь пастуха, вероятно, от избытка вина и опьяненная запахом свежескошенного сена, и через девять месяцев расплатиться за этот грех, в боли, поту и смраде приведя в мир ребенка. И будьте уверены, что не встретило бы ее за это никакое другое наказание, кроме родительских укоров и нескольких месяцев отшельничества у какой-нибудь услужливой тетки, потому что дитя скрыли бы, как поступали со многими другими бастардами, заплатив какой-нибудь бедной селянке, чтобы она их вскормила собственным молоком, а подросших отдали бы в монастырь, где многим подкидышам внушили, как вы знаете, смирение, скромность и богобоязненность.