– Я не понимаю, – развел руками раввин Ишаягу. – В Талмуде ясно написано: запрещено жениться, не увидев избранника. Люди придумывают себе обычаи, отрицающие закон, а потом не знают, как выкрутиться.
– Пожалуйста, ребе, – умоляющим тоном произнес Эфраим. – Пожалуйста!
– Прежде всего, я должен поговорить с Эстер-Бейле, – сказал раввин после непродолжительного раздумья.
– Мы предполагали, что вы этого захотите. Она здесь, гуляет на улице. Сейчас я ее приведу.
Эстер-Бейле оказалась настоящей красавицей. На ее заплаканном лице читались и задумчивость, и трепетная, еще ни с кем не разделенная нежность, и девичья чистота. Высокий лоб, лазурные глаза, матовая кожа, небольшой носик, соболиные брови, розовые изящные ушки, чуть прикрытые коротко остриженными волосами цвета спелой пшеницы. Только упрямый изгиб вишневых губок выдавал характер.
– Чем тебе не понравился муж? – спросил раввин.
– Он не муж мне! – вспыхнула Эстер-Бейле. – Это была ошибка.
– Твой отец уже познакомил меня с твоим мнением, – спокойно ответил раввин. – Мой вопрос не об этом.
– Такого суженого я могла только в страшном сне увидеть, – воскликнула Эстер-Бейле. – Все, что мне неприятно в парнях, в нем собралось. Как вспомню его лицо, его голос, его липкую руку, передергивает от отвращения.
– Ты отдаешь себе отчет, что в той ошибке есть и твоя вина? – спросил раввин.
– Моя?! – Эстер-Бейле прижала руки к груди. – А я-то чем провинилась?
– А муж твой чем? При таком внимательном отношении к внешности ты была обязана настоять на предварительной встрече. Или не соглашаться на брак.
– Ну хорошо, я ошиблась, – Эстер-Бейле зашмыгала носом, и было видно, что еще мгновение – и по ее щекам покатятся слезы. – Так неужели из-за этой ошибки, из-за слабости, из-за почтения к родителям я должна всю жизнь провести рядом с человеком, который мне противен?!
Раввин задумался. Затем попросил Эстер-Бейле оставить его наедине с отцом.
– Написано в Торе, – сказал он, когда дверь в комнату затворилась, – плохо человеку быть одному. А это значит, что не одному, то есть в семье, должно быть хорошо. Есть два случая, когда закон разрешает детям идти против воли родителей. Если юношу отдают в ешиву, где он не хочет учиться, он может воспротивиться. И когда юноше или девушке не нравится предлагаемая пара, они имеют право сказать нет. Я думаю, мы не можем заставлять Эстер-Бейле жить с тем, кто ей не по сердцу.
– Но что же делать? – вскричал Эфраим. – Муж и его родители не согласны на развод!
– Я напишу главе ашкеназской общины Иерусалима, – сказал раввин Ишаягу. – Думаю, они прислушаются к его мнению.
Эфраим отправился в Иерусалим в тот же день и к вечеру уже сидел перед раввином Зоннефельдом. Вид у иерусалимского раввина был суровый, не в пример одесскому. Непримиримый борец с просвещенцами, он не мог выглядеть иначе: отступников становилось все больше и больше, и раввину было из-за чего сидеть с хмурым видом.
– Что на повестке дня? – строго спросил раввин.
– Вот, – ответил, немного оробевший Эфраим, протягивая записку. Он, разумеется, слышал о грозном главе ашкеназской общины, но встретился с ним впервые и даже не мог представить, что тот окажется настолько суровым.
– Кто это написал? – совсем иным тоном произнес раввин Зонненфельд, прочитав записку.
– Раввин из Одессы. Сейчас он живет в Тель-Авиве.
Следующим утром Шая отправился на берег моря и почему-то захватил с собой еще один раскладной стул. Жена не стала ни спрашивать, ни возражать. Хочет человек тащить на себе лишний стул, пусть тащит. С годами ее муж становился все более и более странным, и она не знала, не могла определить, к добру это или к худу.
Каждую субботу, благословив свечи, раввинша долго стояла с закрытыми глазами, моля доброго Бога о счастье для детей и внуков, о спокойствии на Святой земле и о мире для всего еврейского народа. С недавних пор она стала молиться и о муже, просила Господа хранить его на потайных путях и скрытых тропах, по которым он пробирается в полном одиночестве.
Когда на пороге возник человек в раввинском сюртуке с раввинской бородой и в раввинской шляпе, Хая не удивилась. В Одессе раввины хоть и не часто, но захаживали к ним в дом, и она терпеливо ждала, когда ее мужа признают и на Святой земле.
– Раввин Зоннефельд хотел бы поговорить с раввином Ишаягу, – произнес сопровождавший незнакомца Эфраим, зная, что глава общины старается не разговаривать с женщинами, дабы выполнить сказанное в «Поучениях отцов»: умножающий беседы с женщинами умножает количество глупости в мире.
– Раввин на берегу моря, – ответила Хая. Она сразу поняла, в чем дело; в Одессе тоже встречались ученые евреи такого рода. – Идите прямо по тропинке через дюну, увидите зонтик, он там.