Водолаз Его Величества

Артем так и поступил. Его истосковавшаяся по учебе память впитывала страницы, как губка впитывает воду. Когда пароход подходил к Стамбулу, он уже знал наизусть половину разговорника.

Пока Двора-Лея бегала по конторам, оформляя билеты в Яффо, а Лейзер раскачивался над старыми книгами, Артем продолжил зубрежку. Он не отважился подойти к одному из киосков, щедро рассыпанных по улицам Стамбула, но дал себе слово что начнет разговаривать, как только доберется до последней страницы.

Срок пришел утром второго дня их пребывания на борту турецкого судна. Решительно подойдя к дневальному, Артем произнес несколько фраз.

– Я не понимаю по-арабски, – пожав плечами, ответил дневальный. Не разобрав ни слова, Артем попробовал заговорить с другим матросом. С тем же успехом. И третий, и четвертый в ответ на его слова бормотали в ответ что-то непонятное.

«В том, что никто не может меня понять, виновато произношение, – думал Артем. – Но почему я не могу узнать ни одного произносимого матросами слова?»

Загадка разрешилась только под вечер. Одна из паломниц объяснила Дворе-Лее, озадаченной провалом сына, что матросы говорят на турецком, а это совершено иной язык, не имеющий почти никакого отношения к арабскому.

Артем успокоился. Оставалось только ждать и вернуться к практическому использованию выученного уже на Святой земле.

Спускаться в лодку оказалось совсем не страшно. Толстые мохнатые веревки удобно укладывались в ладони, судно чуть-чуть покачивалось на волнах, басурман крепко обхватил Двору-Лею за талию и усадил на скамейку. Артем и Лейзер спустились безо всякого труда, басурман со свистом и гиканьем налег на весла, и берег, сплошь покрытый желтыми стенами домов и черными буграми крыш, начал стремительно приближаться.

Плыли мимо скал, тут и там торчащих из воды. Белые клочья пены лежали на рыжих камнях, покрытых коричневыми водорослями. Они плотно обтягивали камни, словно материя, и на вид казались мягкими.

– Понятно, почему ближе не подошли, – сказал Артем. – Тут даже катер не пройдет, только вот такие лодки.

Он втянул поглубже воздух и добавил:

– А море тут не пахнет.

– О чем ты думаешь? – воскликнула Двора-Лея. – Море не барышня, зачем ему пахнуть!

– У Балтийского один запах, – ответил Артем. – У Черного совсем другой. А у этого никакого. Странно.

Фелюка обогнула утесы и камни и вошла в небольшую гавань. У черных каменных пирсов покачивались большие и маленькие лодки, тоже черного цвета. Судя по всему, их крепко смолили, но не красили. Тут же выгружались пассажиры, осторожно взбираясь по осклизлым каменным ступенькам.

Басурман ловко забросил канат на кнехт, подтянул лодку к ступенькам и протянул руку: платите. Двора-Лея вытащила кошелек, который еще в Стамбуле предусмотрительно наполнила турецкими лирами, отсчитала сумму, о которой договорилась с лодочником, и высыпала ему в руку. Тот сморщился, словно это были не монеты, а кусочки овечьего помета и возмущенно затряс головой.

– Это за одного! – вскричал он. – Я называл тебе цену за одного.

– Нет, – хладнокровно возразила Двора-Лея, повидавшая на Чернобыльском рынке немало базарных уловок. – Я тебя три раза переспросила: это за всех или за каждого, с багажом или без. И ты мне три раза повторил, что за всех и с багажом.

– Ничего такого я не говорил, – осклабился басурман. – Не хотите платить, везу обратно.

Он ухватился за канат, чтобы сбросить петлю с кнехта, но Двора-Лея, видя, что торг дошел до стадии «товар обратно», велела Артему:

– Останови его.

Артем одной рукой сгреб платье на груди лодочника и поднял его в воздух.

– Сначала ты искупаешься, охолонешь маленько, – совершенно спокойно сказал он, выдвигая басурмана за борт. – А потом поговорим о деньгах.

Этот спокойный тон больше всего испугал лодочника. Если бы женщина начала визжать на разные лады, а мужчина проклинать, грозно размахивая руками, он бы знал, как себя вести. Но спокойствие этой троицы пугало, особенно отрешенный вид пожилого мужчины. Тот смотрел прямо на лодочника, но так, словно его не было перед глазами. Люди с отсутствующим взглядом самые опасные, от них можно ожидать чего угодно, от ножа в бок до пули в спину.

– Ладно, ладно, шайтан с вами! – захрипел басурман. – Выметайтесь.

Выбравшись на пирс, Лейзер остановился как вкопанный и принялся внимательно разглядывать щели между крупными каменными блоками, заполненные позеленевшей водой, прилипшую к камням рыбью чешую и белые следы помета чаек.

– Нет, это все-таки не Святая земля, – задумчиво произнес он. – В традиции четко указано: поцеловать землю. Именно землю, а не камни, привезенные невесть откуда.

– Так вот о чем ты размышлял, пока мы разбирались с этим прохвостом?! – возмутилась Двора-Лея.

Муж не ответил – он был занят разрешением куда более важной проблемы.

Пока семейство Шапиро выбралось на пирс, собрало нехитрые пожитки и двинулось в город искать постоялый двор, площадь успела опустеть. Высадившиеся первыми пассажиры бесследно растворились между черно-коричневыми стенами домов кривых яффских улочек.