Водолаз Его Величества

Раввин жестом попросил Эфраима остаться и сам отправился на берег. Он отсутствовал больше двух часов, а вернувшись, поспешил к станции дилижансов на углу улиц Герцля и Народного бульвара, дабы успеть вернуться в Иерусалим. Эфраим не мог не заметить, что, против своего обыкновения, раввин Зонненфельд весьма учтиво попрощался с Хаей, благословив ее саму, ее детей, внуков и ее мужа.

Эстер-Бейле получила развод через две недели, а слух о том, что грозный глава ашкеназской общины Иерусалима самолично приезжал побеседовать с раввином Ишаягу, произвел эффект разорвавшейся бомбы. Большинство жителей Тель-Авива принадлежали к тем самым просвещенцам, с которыми боролся суровый раввин, поэтому его нога до сих пор ни разу не ступала по улицам этого поселения.

Надо сказать, что тель-авивцы не были ни злостными отступниками, ни заклятыми борцами с религией. В детстве почти все они учились в хедерах, а некоторые даже в ешивах. Другой путь они выбрали из-за любви к еврейскому народу, предполагая, будто он быстрее приведет его к спасению от мировой ненависти, погромов и преследований. Теплый огонь субботних свечей, которые зажигали их мамы и бабушки, до сих пор согревал сердца.

Они бы с радостью советовались с раввинами, если бы те стали их слушать. И вот оказалось, что на соседней улице живет человек, поговорить с которым приезжает издалека не кто-нибудь, а грозный раввин Зонненфельд. Так бремя социума вновь настигло Шаю и, грузно опустившись на его плечи, возлежало на них до самого конца его длинной жизни.

Глава IX На Святой земле

В октябре 1911 года корабль, на котором семейство Шапиро выехало из Стамбула, бросил якорь у берегов Яффо.

Конец октября на Святой земле выглядел как самый жаркий июль Чернобыля. Доски раскаленной палубы дышали жаром даже через подошвы сапог. Бирюзовая вода сверкала, слепя глаза. Желтый город бугрился на прибрежном холме, нестерпимо сверкали золотые кресты на шпилях церквей и полумесяцы на свечках минаретов.

– Это Святая земля? – удивленно спросила Двора-Лея, рассматривая берег из-под ладони.

– Ну да, – ответил Лейзер. – Столько лет была без нас. Вот на ней и понастроили, кто что хотел.

Двора-Лея перевела изумленный взгляд на мужа. Только теперь, уже не задним, а дважды задним числом она сообразила, что ее муж вдруг превратился из растяпы не от мира сего в совершенно нормального, здраво рассуждающего человека. Честно говоря, она всегда подозревала, что придурковатость Лейзера – не более чем напяленная для удобства маска. Он сбросил ее, как только они стали готовиться к отъезду. Сбросил за ненадобностью, поняв, что навсегда оставляет Чернобыль и никто уже не успеет ввинтить его в какой-нибудь общинный механизм.

Палуба быстро наполнилась пассажирами. В основном это были паломники из разных стран. Преобладали русские: чинно одетые мужики с окладистыми бородами, немолодые женщины в строгих ситцевых платьях с плотно повязанными платочками. Двора-Лея за два дня, пока корабль неспешно шлепал из Стамбула, успела перезнакомиться и разговориться с добрым десятком из них. Многие совершали паломничество не в первый раз и были куда более зажиточными, чем выглядели.

– К Богу скромными надо приходить, – говорили женщины. – По этой земле ноженьки Его ходили, воздухом этим Он дышал, на те же горы смотрел. И на нас теперь смотреть будет.

Двору-Лею интересовали бытовые подробности: как с местной полицией договариваться, на каком постоялом дворе лучше остановиться в Яффо.

– Да эти дьяволы басурманы на вашем языке чешут, как явреи, – сообщили женщины, и Двора-Лея радостно передала эту новость сыну и мужу.

Как потом выяснилось, радость оказалась преждевременной. Басурманы понимали турецких евреев, говоривших на какой-то тарабарщине из смеси испанских, турецких и еще Бог весть каких слов, а в идише, нормальном еврейском языке, ни черта не кумекали.

Вооруженная множеством советов доброхотных паломниц, Двора-Лея спокойно взирала на армаду фелюк, двинувшихся из порта навстречу кораблю.

– Видишь слева от Яффо несколько домиков с белыми крышами? – спросила Двору-Лею одна из паломниц.

– Вижу, – кивнула она.

– Вот это и есть тот самый Тель-Авив, где ты купила участок.

Двора-Лея нахмурилась. Дизенгоф рассказывал про белый город у моря, а эта кучка строений больше походила на хутор.

– Делать там пока нечего, – продолжила паломница. – Остановитесь в Яффо, на постоялом дворе Исраэля Коэна и его жены Срурхи. Во-первых, говорят по-русски, во-вторых, честные, копейку лишнюю не возьмут. И безопасно у них. Срурха с утра до ночи на ногах, ходит в красном платке, и глаз у нее тоже красный, наметанный. Ничего не пропустит и всякого заметит. Воры к ним во двор даже не заглядывают, Срурха сразу их вылавливает и зовет слуг-басурманов, а те на расправу коротки. Зато честному человеку у Коэнов спокойно и вольготно. Прямо к ним, милочка, и ступай.

Артем и Лейзер, вытащившие по указанию все пожитки на палубу, недоумевали.

– Куда торопиться? – удивлялся Артем. – Мы еще даже не подошли к пристани. Вот пришвартуемся, тогда…