– Нет, – отрешенно ответил Лейзер. – Раввин Шая – это нечто совсем иное, чем ребе Шломо Бенцион.
– Чем таким иное? Ему не нужен шамес?
– Нет, не нужен. Он все делает сам. Только сам. Другой путь в святости.
Двора-Лея хмыкнула и, не найдя что ответить, пожала плечами.
Расстояние от Яффо до Тель-Авива, которое пеший человек мог вразвалку пройти за полчаса, скрипучая арба преодолевала больше часа. Касторовые деревья по сторонам дороги степенно качали красновато-фиолетовыми рассеченными листьями на длинных черешках, мимозы с желтыми цветами источали сладковато-медовый аромат.
– Меняющий место меняет судьбу, – словно заговоренная повторяла Двора-Лея, идя за арбой рядом с мужем. – Что ждет нас на новом месте, Лейзер, что нас ждет?
– Только хорошее, – отвечал Лейзер, беря жену за руку.
– Хотелось бы верить, – обвив пальцами его пальцы, она сжала их, ища утешение в твердости мужской ладони.
– Думай о хорошем, Дворале, и будет хорошо, – повторял Лейзер. – Всевышний посылает нам только те трудности, на которые мы настроены. Человек сам притягивает на себя свои беды. Думай о хорошем, Дворале!
На новом месте жизнь пошла по-другому. Очень скоро, навещая подругу на постоялом дворе, Двора-Лея с отвращением зажимала нос, пробираясь по усеянным отбросами, вонючим улицам Яффо.
– Как я не видела этого раньше, где были мои глаза и нос? – спрашивал она саму себя и не находила ответа. Возвращаясь домой, Двора-Лея каждый день мылась проточной водой из водопровода в своем доме.
– В чистом теле чистые мысли, – усмехался Лейзер и, вдохновленный сияющими глазами жены, частенько следовал ее примеру.
Как-то раз Артем вернулся домой в конце недели раньше обычного.
– Мне надо до начала субботы поговорить с Эфраимом, – объяснил он матери.
Хотя Тель-Авив населяли формально нерелигиозные люди, субботу в нем соблюдали. Перед началом сумерек Народный бульвар перегораживали железной цепью, чтобы запоздавшие дилижансы из Иерусалима и другие конные повозки не могли въехать. Речь не шла о религиозном рвении, к субботе в Тель-Авиве относились как к древнему красивому обычаю, освященному веками ревностного исполнения.
В одних домах женщины благословляли субботние свечи, другие их зажигали без благословения, в третьих вообще ничего не делали. Синагог не было, и они даже не значились на генеральном плане застройки. Но желающие молиться собирались в частных домах. В Тель-Авиве набралось два или три миньяна.
После ужина все жители, нарядно одетые, высыпали на бульвар. Здоровались, обменивались новостями за неделю и прогуливались. Четыреста метров в одну сторону, до сикоморы, растущей возле железной цепи, а затем четыреста метров в другую, до киоска Витмана. Киоск, разумеется, в субботу был закрыт, но газовый фонарь рядом с ним, первый газовый фонарь на Святой земле, ярко освещал гуляющих.
В доме Эфраима религиозные правила исполнялись с большой тщательностью, поэтому после зажигания свечей и до самого исхода субботы он не говорил о делах.
– Что ж там такое у тебя творится? – спросила Двора-Лея, удивленная столь ранним появлением сына.
Он всегда приезжал после полудня, и она ждала его с кипящим самоваром и свежим, только что из духовки, медовым пряником. Пряник пока существовал в виде теста, а к самовару она еще не прикасалась.
– Эфраим прислал пять новых рабочих, тейманцев[21]
. Хочет дать работу не арабам, а своим. Желание правильное, только мне с ними одно горе.– С евреями всегда непросто, – философски заметила Двора-Лея, сажая в духовку медовый пряник.
– Ты права, – рассмеялся Артем. – И незадача именно в том, что они евреи. Представляешь, каждый обеденный перерыв они садятся под дерево и уминают целую гору апельсинов. Ну ладно, пару-тройку штук на человека, но они их едят без счета. А работают спустя рукава. Ты не поверишь, они съедают почти все, что успевают собрать. Первый раз я пропустил, на второй тоже. На третий не выдержал, подошел. «Что же вы делаете? – спрашиваю. – Написано в Торе, нельзя красть!» И знаешь, что они мне ответили? «Ах, Святая Земля, Святая Земля! Все тут для евреев. Ешь свежие фрукты, слушай слова Торы, ах, Святая Земля!»
Двора-Лея расхохоталась.
– Ну и что ты намерен предпринять?
– Да вот, поговорю с Эфраимом. Пусть забирает их обратно. Мне такие работнички не нужны.
– Неужели ты не сумеешь справиться? Вон с арабами как ловко все устроил.
– Мама, я не могу брать в оборот еврея с пейсами, который молится три раза в день и говорит благословение на каждый кусочек, который подносит ко рту. Но и смотреть спокойно на такое безобразие я не могу. Об этом и хочу поговорить с Эфраимом.
– Ладно, беги к нему прямо сейчас, пока пряник подойдет. А я зайду на минутку к ребецн Хае.
– На минутку, – хмыкнул Артем. – Смотри, не сожги пряник.
Силы небесные сыграли с Дворой-Леей свою игру. И хоть мудрый Лейзер не раз объяснял жене, как устроен механизм небесного воздаяния, но не зря написано в старых книгах: женщины малорассудительны. Наверное, не все и не всегда, но общее свойство, присущее большинству представительниц лучшей половины человечества, именно такое.