– Пойми, Дворале, – говорил Лейзер, – женщина столь высокое существо, что ни ангелы, ни серафимы, ни даже сам Всевышний не могут вынести ей приговор. Что же делает небесное воинство? Оно посылает женщине ситуацию, в которой кто-либо из ее знакомых оказывается в таком же положении, как она сама. Женщина, разумеется, высказывается по его поводу четко и однозначно, и эти ее слова применяются к ней самой, в качестве приговора. Поэтому, умоляю, Дворале, меньше судачь. А если и говоришь о ком-то, суди всегда в сторону добра и оправдания.
– Да кто тут судачит? – возмущалась Двора-Лея. – И где ты видел, чтобы я кого-нибудь осуждала?!
– Не видел и не слышал, – немедленно соглашался Лейзер, давно усвоивший, что спорить с женой бессмысленно и бесполезно. – Я говорю про тебя в качестве примера, не более того. Как говорится, для наматывания на ус.
– Вот на свой и намотай, – резонно отвечала Двора-Лея. – У меня усов нет.
Попрекнув мужа желанием снова стать служкой у нового ребе, Двора-Лея тем самым предначертала собственную судьбу. Поначалу она заходила к соседке, ребецн Хае, просто выпить чаю, потом стала обсуждать с ней свои планы, затем принялась помогать ей по хозяйству. А когда ребецн решила пуститься в торговлю, Двора-Лея взяла на себя практическое исполнение ее задумок. Прошло совсем немного времени, и она, сама того не заметив, превратилась в добровольную доверенную помощницу ребецн.
При этом Двора-Лея была уверена, что все делает по своей воле, исключительно из симпатии и приязни. Возможно, так оно и было на самом деле. Но кто его знает, где кроется это самое дело, в чем оно состоит и как его мерить?
Покамест в глазах Тель-Авива Двора-Лея стала верной служанкой ребецн Хаи. Так или не так, но она была преданна ей куда больше и безогляднее, чем когда-то ее муж был предан Чернобыльскому ребе.
Эфраим жил в большом доме на улице Лилиенблюм. Это было солидное каменное здание в два этажа, с колоннами и высокими стрельчатыми окнами. Оно совсем не походило на обсаженные деревьями уютные домики Тель-Авива, но Эфраим хотел настоящий дом, такой же, в каком он вырос. Родители Эфраима по житомирским меркам были весьма состоятельными людьми и поэтому жили в особняке, подобающем их положению. Когда единственный сын, невзирая на их просьбы и увещевания, все-таки перебрался на Святую землю и прочно осел на ней, они передали ему значительную часть своего состояния. С помощью наследства Эфраим завел дело и выстроил большой дом в Тель-Авиве.
Артем взбежал по гранитным ступеням высокого крыльца под затейливым портиком, увенчанным фронтоном, и постучал в дверь. Никто не отозвался. Тогда на правах близкого знакомого он потянул за ручку, вошел и обомлел.
Если бы хрустальная люстра, подвешенная под потолком на золоченой цепи, сорвалась с крюка и упала ему на голову, Артем удивился бы меньше. В гостиной, положив на стол прелестную ручку, спиной к нему стояла Варвара Петровна, Варенька.
Ошибки быть не могло, он прекрасно помнил темно-синее, лишенное украшений платье, гладко собранные волосы, стан, такой соразмерный и так хорошо ему знакомый. Он вспоминал его тысячу, нет, миллион раз, он видел его во сне, он помнил каждое движение маленьких грациозных рук, и вот эту ладонь, с таким изяществом лежащую на скатерти.
Артем сделал несколько решительных шагов к Варе. На звук его шагов она обернулась, и…
Нет, это была не она. Но милое, серьезное лицо и отстраненный, холодный блеск глаз так походили на Варины, что он, как когда-то в Кронштадте, мгновенно покрылся холодным потом и густо покраснел.
– Вы к кому? – спросила девушка Вариным голосом, и Артем, не удержавшись, прошептал:
– К вам, Варвара Петровна.
– Простите, не расслышала, – улыбнулась девушка, и Артем в ту же секунду понял, что снова пропал.
– А, вот ты где, Бейле, – раздался от дверей голос Эфраима, и через секунду тот уже входил своим размашистым шагом в гостиную.
– Аарон, – воскликнул Эфраим при виде гостя, – а ты как здесь? Ты ведь всегда возвращаешься перед самой субботой. Что-нибудь случилось?
– Да нет, все в порядке, – еле выговорил Артем внезапно пересохшими губами.
– Ну слава Богу! Давайте я вас познакомлю. – Эфраим протянул одну руку девушке, а другую Артему.
– Эстер-Бейле, моя дочь, вернулась из Парижа с годовых учительских курсов. Учительница гигиены! В нашем жарком климате очень важная дисциплина. А это – Аарон, помощник на плантации и, смею надеяться, мой друг.
Артем смотрел на Эстер-Бейле и не верил, не мог поверить. Конечно, черты лица у нее были совсем другими, чем у Вари, но общий облик, и особенно фигура, полностью совпадали. А платье! Откуда она взяла Варино платье?!
– Вы так смотрите на меня, – очень серьезно сказала девушка, – словно встретили после долгой разлуки.
– Нет-нет, но на вас платье, которое носила моя знакомая дама из Кронштадтской школы водолазов.
– Там учились дамы? – со смехом воскликнул Эфраим, пытаясь разрядить возникшее напряжение. – Вот не знал!
– Она была врачом при школе, – ответил Артем. – Умерла несколько лет назад.