Водолаз Его Величества

После истории с Иващенко никаких событий с Артемом и Митяем не происходило. Работать никто не мешал, все просьбы выполнялись немедленно, поручик буквально из кожи лез, угождая водолазам. Каперанг перед отъездом прямо сказал: если строительство мола будет завершено существенно раньше срока, он может заказывать штабс-капитанские погоны.

– Хоть к ране прикладывай, – шутил Базыка про поручика.

Артем смеялся вместе с другом, и казалось, дурацкое происшествие с Грицько ушло в прошлое. Уйти-то ушло, но горечь от несправедливости осталась. Не помогала даже водка, хотя Артем с Митяем каждый вечер пили свою двойную чарку[5].

После дня, проведенного на пронизывающем ветру и в пробирающей до костей холодной воде у дна, водка согревала, успокаивала и располагала к душевной беседе.

Говорил в основном Митяй, вспоминал деревню, родственников, забавные случаи из детства. Митяю водка развязывала язык, а вот Артема толкала еще больше закрыться в себе. И без того немногословный, Артем после истории с выговором стал еще молчаливее. Весь день он почти не раскрывал рта, обмениваясь с поручиком, сигнальщиком и матросами лишь необходимыми для дела фразами. Говорил он в основном по вечерам, после двойной чарки.

Поначалу Артем пил, как пьют лекарство, зажмуриваясь и стараясь проглотить залпом. Постепенно водка стала ему нравиться, а спустя несколько недель он вошел во вкус и выпивал ее уже с нескрываемым удовольствием. Ему казалось, будто горечь незаслуженной обиды тонет в радостном возбуждении, обвивавшем его после двойной чарки. К сожалению, ощущение радости быстро улетучивалось, и непотопляемая горечь всплывала из глубины.

Митяй, понимая, что творится в его душе, и желая утешить, рассказывал со всеми подробностями, как он попал в армию. Артем уже слышал эту историю от Андрея Прилепы, но в изложении Митяя она звучала в сто раз обиднее.

– Мы для них никто, – повторял Митяй, – и звать нас никак, а стоим мы грош. Навоз на полях, и тот дороже нашей жизни. Не горюй, Артемыч, смотри проще; что можешь урвать – урывай. Главное, помни: что не урвал – другому достанется.

– Ну ты же так себя не вел, когда за мать вступился, – осмелился прервать его Артем.

– Так там совсем другое дело, – помрачнев, ответил Митяй. – Неужто не кумекаешь?

– Оно каждый раз другое, – сказал Артем. – И у каждого свое. Ты, как все люди, говоришь одно, а делаешь другое. Только у тебя наоборот.

– Что наоборот? – удивился Митяй.

– Все говорят красивые слова, а поступают хуже свиней. А ты ровно наоборот.

– Значится, я говорю, как свинья, – рассмеялся Базыка. – Хорош друг, нечего сказать! Одно меня интересует: откуда ты этого набрался?

– Я в ешиве несколько лет просидел, это место, где изучают святые еврейские книги. Очень старые, мудрыми старцами написанные. Из них и набрался.

– А я к учебе не способный, – потянулся Митяй. – Вот руками чего смастерить – завсегда пожалуйста. А учиться… не-е-е. Не для меня. А ты чего учебу бросил?

– Она тоже не для меня, – после минутного молчания ответил Артем. – Вернее, я не для нее. Учеба сама выбирает, кто ей подходит, а кто лишь для виду над книжкой склоняется.

– Значит, Темка, Бог не зря нас свел, – засмеялся Митяй. – Оба мы с тобой к наукам не приспособленные, только и умеем, что по дну морскому шастать да водку пить.

В начале декабря, на два месяца раньше срока, мол был завершен. Последний блок поставил Артем и, когда оказался на палубе, не понял, отчего поручик лично подносит ему чарку водки.

– Мы сегодня уже получали, – удивился Артем, помня, как Митяй заботливо слил обе их чарки во фляжку, чтобы употребить за ужином.

– Пей, соколик, пей, – ласково произнес поручик, успевший на радостях изрядно приложиться. – Большое дело вы сделали. Тихо, без хвастовства, без оркестра. Скромно и достойно, как принято у русских моряков.

Основательно продрогнувший на дне Артем не стал отказываться ни от водки, ни от зачисления в русские моряки. Выдохнув, как учил его Митяй, он залпом выпил чарку и вместо закуски понюхал остро пахнувший резиной воздушный шланг.

– Молодец! – уважительно произнес поручик. – Привык я к вам, соколики, жаль расставаться.

– Расставаться? – удивленно переспросил Митяй.

– Да, завтра вы возвращаетесь на «Двенадцать апостолов» и поступаете в распоряжение командира водолазной команды порта.

– У-у-у, – протянул Базыка, – опять днища да винты чистить. Тоска!

– А что делать, соколик, служба. Не мы выбираем, чем заниматься.

Собрались быстро. Собственно, собирать особенно было нечего, водолазное снаряжение оставалось на катере, а уложить личные вещи в два матросских «сидора» заняло пятнадцать минут. Митяй достал фляжку и предложил:

– Ну что, Артем, помянем славные денечки?

– Какие денечки?

– Да вот те, что сегодня кончились. На круг было нам тут не худо. Пусть дальше будет еще лучше.

– Не надо лучше, – возразил Артем и, увидев, как на лице Митяя проступило удивление, пояснил:

– Моя бабушка Рохеле всегда просила: пусть будет не хуже, чем сейчас.

– Хм-м, – произнес Митяй, – что-то в этом есть.