Водолаз Его Величества

Он разлил водку по кружкам, положил на стол несколько кусков черного хлеба, щедро посыпал их солью – и тут дверь мазанки распахнулась. На пороге стоял поручик. Артем и Митяй вскочили со своих мест, но мичман сделал успокаивающий жест.

– Сидите, сидите, соколики. Вижу, отмечаете убытие, – некомандирским тоном произнес поручик. – Мешать вам не буду, только, Базыка, выйди погуляй на пару минут, потом допьете.

Митяй вышел. Поручик сел на его место и поглядел Артему прямо в глаза.

– Вот что я скажу, Шапиро. Хороший ты парень, честный, добросовестный, к службе серьезно относишься. Пока тебе везло, добрые люди на твоем пути попадались. Но так не всегда будет. Многие на флоте не любят вашего брата.

Он помолчал, словно собираясь с мыслями.

– Командир водолазной команды порта кавторанг Монастырев сейчас в Петербурге, на переподготовке. В команде два офицера. Один из них, лейтенант Шелепин, так себе, ни рыба ни мясо, но человек неплохой, второй же – капитан-лейтенант Герасимов – ненавидит евреев. Он-то и выполняет обязанности командира команды. Не дай Бог тебе попасть под его руку. Но ежели попадешь, выход один – терпеть. Он будет дразнить тебя, вызывать на дисциплинарный проступок, а ты не поддавайся. Одну промашку дашь – со свету сживет.

И сразу подавай рапорт о переводе. Куда угодно, только от Герасимова подальше. Понял меня, Шапиро?

– Так точно.

– Предупрежден – значит вооружен. Бонапарт своим маршалам твердил: чтобы победить, нужна внезапность, а значит, скрытность. Так что держи мои слова в секрете, даже от Базыки. Договорились?

– Так точно.

– И еще, на прощание: со всех точек зрения тебе лучше было бы креститься и фамилию поменять. У Артема Шапирова куда больше шансов в жизни, чем у Шапиро. Я не уговариваю, это просто добрый совет неравнодушного к твоей судьбе человека.

Поручик поднялся с места и пошел к выходу.

– Спасибо, – сказал ему в спину Артем.

Поручик не ответил, лишь, выходя из мазанки, махнул на прощание рукой.

* * *

Тусклое зимнее солнце вставало над севастопольской гаванью, малый катер быстро мчался вперед, оставляя за собой пенный след и Графскую бухту.

– Вы, поди, награды ожидаете за быструю работу? – спросил рулевой. Ленточки на его бескозырке развевались под напором ветра, а сам он, в плотно застегнутом бушлате, с руками на штурвале, больше походил на памятник, чем на живого матроса. – Так вот не рассчитывайте, не будет вам никакого поощрения. Поручик все под себя подмял. Он в штабс-капитаны давно метит, вот и гребет, откуда может. Он получит, а вы лапу будет сосать. Сосать, сосать и сосать, а иначе…

– Ты бы помолчал, а? – перебил его Базыка. – Язык у тебя, что помело, только мусор и подбирает. Осенью ты нам чего наговорил, помнишь? Мы ушки развесили, да все наоборот вышло.

– И кому от этого хуже стало? – возразил рулевой. – Да ежели б я вас не упредил, может, по-плохому бы и сложилось, а так на лад свернуло.

– Колдуешь, значится, помаленьку? – усмехнулся Митяй. – Ну, колдуй и дальше, лишь бы к добру поворачивалось.

Артем молчал, с трудом сдерживая улыбку.

На «Двенадцати апостолах» ничего не изменилось. Артем и Митяй заняли свои прежние койки в пустом кубрике и привычно вышли на палубу. Было неуютно, с моря тянул холодный ветер, Севастополь словно нахохлился, сжался, белые дома казались серыми, свечи колоколен, желтые летом, приобрели цвет давно не чищеной бронзы, а малахитовая вода в бухте стала грязно-черной.

– Пойдем в кубрик, – сказал Базыка. – Я в Графской намерзся за всю зиму, до самого лета.

Вернувшись, они улеглись в люльки. Артем уже стал погружаться в сон, но Митяй заговорил:

– Гляди, как оно выходит. Жили мы себе в Кронштадте и знать не знали ни про Графскую бухту, ни про мичмана, ни про Грицька. Прибило нас к ним, протащило в кильватере пару месяцев и снова – жах! – бросило в сторону. Я вот глаза прикрываю, думаю: а есть ли еще тот поручик и баржа или только в голове моей остались, в памяти? Как же все это называется, Артем? Что в ваших старых книжках про то написано?

– Это все называется жизнь, – ответил Артем, поворачиваясь на другой бок.

Но спать не получилось. Артем только начал погружаться в сладкое марево дремоты, как в кубрике появился дневальный матрос:

– Марш на шканцы, лейтенант вызывает.

– Какой еще лейтенант? – с бьющимся сердцем спросил Артем.

– Из водолазной команды порта.

– А звать его как?

– Почем я знаю? Лейтенант и лейтенант, – пожал плечами матрос.

– Чего выясняешь, – удивился Базыка. – Есть разница, какая холера на холод выдергивает?

Лейтенант, прямой как палка, в отутюженной форме, расхаживал по пустым шканцам. Когда-то на эту часть палубы могли подниматься только офицеры, матросы попадали сюда крайне редко, для нагоняя или получения благодарности. «Апостолы» давно потеряли статус боевого корабля, но шканцы по-прежнему внушали благоговейный ужас, словно опустевшее капище уничтоженного идола, которому на этом месте много лет приносили кровавые жертвы.

– Водолазы Дмитрий Базыка и Артем Шапиро по вашему приказанию прибыли! – доложил Митяй.